Ирина Волчок - Все люди — хорошие

Но она даже не посмотрела на него. Не услышала, что ли? Не придала значения? Не интересно ей то, что он говорит? Похоже, ей интересней Игорь, вон она как на него смотрит.

— Вы же не местный, Игорь?

— Нет, через год после войны сюда приехал. История на самом деле длинная, если хотите, я за завтраком расскажу. Только это… на «ты» хотелось бы.

Наташка внимательно вглядывалась в лицо Игоря. Хорошее лицо, славянское, из тех лиц, которые — воплощение добродушия и открытости. Совершенно незнакомое лицо.

Не местный! Он, оказывается, не местный, он не может ее помнить, не может знать ее позорную историю. Встреча с прошлым откладывается. Как замечательно! Она с некоторых пор поняла, что люди, с которыми она последнее время знакомится, относятся к ней очень хорошо, по-настоящему хорошо. Людмила, Ираида, Николай Георгиевич. Даже этому Игорю она симпатична, сразу видно. Значит, она ведет себя правильно, тем более что вести себя именно так ей приятно и удобно.

Игорь здорово хромал, и они все шли к дому очень медленно, приноравливаясь к его тяжелой неровной походке. Наташка едва сдержалась, чтобы не задать традиционный в таких случаях идиотский вопрос: а тебя на войне ранило, да? Сейчас за завтраком все сам и расскажет.

Николай Георгиевич шел и молча грустил. Почему она сделала вид, что не услышала его слов? Наверное, она и мысли такой допускать не хочет — и тогда все равно, что именно он сказал, и где именно — в конюшне ли, на озере ли…

Ладно, как бы там ни было, озеро он ей все равно покажет. Его собственное озеро. И его собственный остров. Сюрприз!

И вдруг он вспомнил: она же откуда-то отсюда родом. Тогда никакого сюрприза может не получиться…

Свежеумытый, даже еще с мокрой челкой, Андрюшка сидел за тем самым столом короля Артура и всем своим видом демонстрировал обиду. Горькую и незаслуженную. Николай Георгиевич расстроился, принялся извиняться, объяснять, что его не хотели будить ни свет ни заря, а ушли погулять на минутку, потому, что Наташа ведь не видела, какая тут замечательная заимка, просто настоящий дворец, правда? Собственно, единственный вопрос, который интересовал Андрюшку по-настоящему, — это как там Колдун. Они уже ходили кормить его сахаром? Если нет, то тогда ничего, завтрак он как-нибудь переживет.

Завтрак, выгружаемый на стол Игорем, внушал почтительный трепет. Эмалированная миска с творогом, килограмма два, если не больше. Яйца, штук сорок, два кольца колбасы, одно совсем темное, другое — посветлее, наверное, копченая и вареная. Банка со сметаной, банка с медом, банка с солониной. При виде последней у Наташки защипало в носу от приступа сентиментальности. Мамка тоже готовила солонину впрок. В чистом виде она, конечно, была абсолютно несъедобна, ни под пиво, никак, что бы там ни говорил ее папашка-алкоголик. Но некрасивые коричневые куски в супе становились несравненными, ароматными, розовыми. Суп она сегодня сварит обязательно. А то взяли моду — ничего, кроме кофе, дома не держать…

Овощи тоже были прошлогодние, но на удивление хорошо сохранившиеся. Должно быть, в правильном подвале хранились, апрель на дворе, а морковка не сморщенная, свекла — одна в одну. Последним на стол Игорь выложил, почему-то не из рюкзака, а из кармана, лохматый пучок петрушки и укропа. Пучком этим он явно гордился, обмолвился, что хозяйка его экспериментирует, тепличку в этом году завела.

Вообще этот Игорь с каждой минутой становился Наташке все симпатичнее и симпатичнее. Он говорил легко и много. Но именно говорил, а не болтал, забавно и интересно. И историю свою он рассказал, как и обещал.

Райцентр, школа, поступить никуда не получилось, армия, потом снова армия по контракту, на этот раз — горячая точка. Ранение, вроде пустячное, но как-то очень быстро началась гангрена, полевые условия же. Ногу ампутировали почти до колена. До этого места Наташка Игорю горячо сочувствовала, а дальше могла только молча ужасаться. Он вернулся домой на плохо прилаженном протезе, и это обстоятельство не прибавило ему шансов найти работу. Не то чтобы нормальную — любую. Он стал пить, желающих поднести герою, как ни странно, всегда хватало.

Николай Георгиевич увидел его на вокзале, бросил в картонную коробку пятьсот рублей и собирался было пройти мимо. Почему не прошел — загадка. Остановился. Сказал: хочешь жить нормально? И трясущийся с похмелья Игорь ответил: а выйдет?

Игорь рассказывал, как обустраивался на новом месте, как нестарая вдова сделала ему предложение, и как он согласился от безысходности, а совсем скоро понял, что любит свою Ольгу и ее сына Гришку. Он говорил, а Наташка все пыталась понять: как он так просто рассказывает ей, постороннему человеку, что валялся пьяный под заборами, просил милостыню? Может, то, что мучило ее семь — целых семь! — лет, на самом деле пустяки? И никакой это не позор, подумаешь, со сверстниками не поладила… Вот перед ней мужик, которому ой как в жизни досталось, — и ничего! Смеется, жена у него, приемный сын, работа с любимыми лошадьми, друг вон какой! Она вынырнула из омута своих эмоций только тогда, когда Игорь сменил тему разговора: