Эрик-Эмманюэль Шмитт - Женщина в зеркале

Впрочем, пусть!

Я доверяю вам это почти законченное произведение. Поскольку Ханна всегда хвалила мне вашу образованность и интерес к искусствам, думаю, вы найдете применение этому труду.

Что же до меня, то в это беспокойное время я ощущаю себя лишь матерью и патриоткой. Поскольку мои сыновья сражаются на фронте, я, каждый день листая газеты, жду сообщения о нашей победе. Ждать уже недолго. Война вряд ли затянется, серьезные специалисты сходятся на этом мнении.

С уважением,

Она шла по Брюгге к площади, где должна была состояться казнь. Палач возглавлял процессию, по бокам выступали стражники, она же то и дело оступалась на камнях мостовой.

От холодного, колючего весеннего ветра ей было холодно. Из-за тонкой льняной рубахи у нее создавалось ощущение, что она голая.

Когда она дошла до угла, толпа начала поносить ее. Энни опустила взгляд. Слышать их еще было возможно, но видеть — нет! Ведь именно они со своими предрассудками, тупыми убеждениями, незамысловатыми идеями отправляли ее на казнь. У поленьев, сложенных в центре площади, Энни подняла голову.

Значит, так ей предназначено умереть? На костре из этих поленьев… По ее телу пробежали мурашки. Струйка мочи стекла по ноге.

Палач поддержал Энни, потом, почти бездыханную, дотащил до столба, к которому должен был привязать. Она было воспротивилась, но тело внезапно перестало ее слушаться, оно не подчинялось ни воле, ни страху. Тело стало трупом.

Палач привязал ее к столбу.

Энни открыла глаза, и, как плевок, в лицо ей полетела вся злость толпы.

Вдруг она услышала под ногами потрескивание. Начал подниматься дым, за ним взметнулся длинный язык пламени. Она закричала. Страх смерти пронзил ей грудь. Она стала рваться, зарыдала, начала звать на помощь в густом облаке дыма, попыталась увернуться от пламени, но оно все разрасталось.

Все было тщетно.

Тогда она подняла глаза к небу и издала последний душераздирающий крик.

— Снято!

Каскадер схватил Энни, прижал к себе, спасая от пламени. Появились пожарные, стали гасить огонь. Съемочная группа облегченно вздохнула после этой невыносимой сцены. Вся массовка, сбросив с себя маски преследователей, аплодировала мастерству актрисы. Приветствовали ее и осветители, и помощники оператора, оставившие свои камеры. Энни, в слезах, надела протянутый костюмершей халат, натянула теплые носки, взяла стаканчик с горячим кофе и прошла в палатку режиссера, уставленную контрольными мониторами. Здесь было тесно: толпились ассистенты, продюсеры.

Ее встретили шумные приветствия:

— Потрясающе!

— Просто мурашки по коже!

— Горе мое, Энни, мне показалось, будто я сам стою на костре!

— Эта сцена повергла меня в жуткую панику, а этого со мной не случалось даже во время самых крутых фильмов ужасов.

— Это войдет в учебники! Я горжусь, что при этом присутствовал!

Энни поблагодарила и опустилась на стул рядом с Грегуаром Питцем.

— Я не уверена, — пробормотала она.

— Зря. Ты была бесподобна.

— Я не уверена, что Анна вела себя так. Во время этой сцены у меня возникло ощущение, что это кто-то другой — простая девушка с обыкновенными рефлексами. Я предала ее. Послушай, это, скорее, была я сама, только полгода назад.

— То есть?

— Пошлая. Эгоистичная. В страхе есть много самолюбования. Я только что умерла, как тот, кто собой восхищается. Анна из Брюгге была не такой.

Грегуар почесал в затылке и посмотрел в сценарий:

— Что касается ее конца, нет никаких свидетельств. Ни один автор хроник не описывает, как она вела себя во время казни. Сплошные домыслы. Ничего не известно.

— Нет, известно.

— То есть?

— Это можно себе представить.

Грегуар Питц задумчиво взглянул на Энни. В последние недели они поменялись ролями: сначала Анну из Брюгге принес ей, голливудской звезде, он, теперь же все давала ему она. Никто лучше Энни не чувствовал героиню. Ее всегда уместные замечания изменили если и не сценарий, то уж точно звучание многих сцен. Когда не хватало информации, Энни утверждала, что эмпатия и воображение могут дать фору исторической науке: это тоже определенная форма знания. Энни осваивала исчезнувшую реальность, представляя, додумывая то, что было неизвестно. Когда Энни в первый раз заговорила об этом с Грегуаром Питцем, он не придал значения ее словам, но теперь был скорее склонен к ним прислушаться.

— Хочешь повторить?

Он угадал: Энни страстно хотела сыграть сцену еще раз. Она бросилась ему на шею: