Севак Арамазд - Армен

Когда скрежет ворот затих за спиной и Армен остался один, ему почудилось, что он оказался в бескрайней и бесконечной тюрьме, и невольный вздох вырвался у него из груди. Вокруг безмолвствовала все та же ночь, только глубже и темнее, чем прежде. Единственная перемена заключалась в том, что луна стала еще бледнее и нахохлившейся птицей сидела на вершине огромного дерева, что, подобно полуразвалившейся башне, возвышалось вдали над черной стеной леса. Она тоже была одинока и всеми покинута.

На пустынной дороге раздавались лишь звуки шагов Армена. Внутри него была пустота, бездонная пустота. Такая же, какую он чувствовал в объятиях Сары и видел во взгляде Чаркина. Словно любовь и ненависть рождались из этой пустоты и, истощившись, оставляли после себя ту же пустоту…

Свернув к тропинке, Армен вошел в лес и стал подниматься по небольшой возвышенности. Казалось, деревья в темноте поднимаются вместе с ним. К своему удивлению, вскоре выйдя из леса, Армен оказался не перед автовокзалом, а на берегу реки. Что ж, значит, он инстинктивно взял противоположное направление. Потому что автовокзал стал внушать ему страх.

Армен продрался сквозь кустарник, закрывающий ему обзор, и, выйдя к небольшому косогору над самой рекой, остановился. В тусклом мерцании луны, извиваясь подобно удаву, сквозь лес неощутимо текла река — туда, к смутному наброску горизонта, где пряталась ее ночная добыча. В этом замкнутом пространстве Армен почувствовал себя в большей безопасности. Река, пусть даже пугающая с виду, была живым присутствием, она не может наброситься на человека ни за что ни про что. Армен наискосок спустился к воде и начал высматривать место для ночлега. Наконец там, где берег слегка обвалился, приметил дугообразную расщелину, в которой можно удобно устроиться. Когда он добрался до расщелины, из нее с жалобным писком выскочил какой-то небольшой зверек и в ужасе метнулся в траву. Скорее всего, это была мышь, для которой он — такой же страшный хищник, как… Вжавшись в расщелину, Армен сомкнул глаза, но сон к нему не шел. Усталость была так велика, а нервы так напряжены, что отдых становился невозможным. Он обхватил руками колени и погрузился в созерцание реки.

Вода была тихой и темной, безбрежной и страшной, она словно затаила дыхание и следила за окрестностью множеством незримых глаз. Казалось, это некое безымянное и безликое существо, которому обязано рождением все вокруг: лес, ветер, ночь, луна и звезды. И если оно нечаянно моргнет, все это перепуганной дичью низвергнется в его раскрытую пасть и исчезнет…

Армен беспокойно заворочался. Вода неодолимо притягивала к себе. Когда-то в детстве, в родном селе, он чудом не утонул в разлившейся горной реке. И спасся только потому, что вода мчалась в одном определенном направлении — сверху вниз, и это уже само по себе подсказывало выход. А здесь вода застыла на месте и словно поджидала жертву, чтобы обманом завлечь ее и поглотить в своих глубинах. Армен невольно поискал взглядом противоположный берег, который прятался за непроницаемой стеной тростника. Нет, как бы то ни было, это река, у нее есть русло, которое кое-где расширяется, а кое-где сужается. И пусть незаметно, пусть скрытно, но она все-таки течет. Значит, непременно была какая-то точка, с которой она — хотя бы на капельку — скатывалась вниз. Может быть, эта ничтожная разница и есть рубеж между жизнью и смертью…

Торчавшие из обвалившейся почвы ворсистые корни какого-то растения предательски щекотали Армену затылок, и несколько комков земли, оторвавшись от них, упали ему за ворот. Он попробовал вытащить их рукой, но комочки рассыпались и скользнули вниз по спине. Не вставая с места, он встряхнулся, отчего земляная крошка спустилась еще ниже — до пояса. В ту же минуту правое бедро пронзила острая боль; он шлепнул ладонью по этому месту — какое-то большое насекомое, размозженное ударом, упало в траву. Раздосадованный, он хотел встать, когда огромный комар с противным зудением сел ему на лоб. Армен хотел прихлопнуть и комара, но промахнулся, тот взлетел и растворился в темноте.

Неожиданно воцарилась тишина. Армен прислушался к себе и содрогнулся: нутро его словно покрылось открытыми, кровоточащими ранами. Все боли и муки, обиды и унижения, горести и разочарования стали жгучей желчью и окатили его изнутри и снаружи. Показалось: он тонет в бесконечной глубине мутной илистой воды. В груди зрело горячее, смутное, искусительное желание, и в следующий миг в голову осторожно, крадучись вползла мысль о самоубийстве. Он задрожал. Сердце встрепенулось от странной радости: смерть близка, очень близка. «Надо кончать со всем этим», — шепотом проворчал он. И тут же почувствовал, что кому-то изменяет, нарушает какое-то неведомое условие. Кто-то беззвучно смеялся рядом, неощутимо дышал ему в лицо. Словно во сне, он встал и вплотную подошел к воде. Река даже глазом не моргнула. И внезапно в нем вспыхнула забытая картина детства: он вспомнил, как, сидя на берегу звонкой речки, сжимал в ладошке песок и опускал его в воду, вода омывала руку, но песок оставался сухим, невредимым, а стоило ему ослабить хватку, как он просачивался сквозь пальцы и, смешиваясь с водой, исчезал… Армен долго-долго не мигая смотрел на воду и поражался, чувствуя, что и вода тоже словно испаряется в его взгляде, испаряется и пропадает. И остается только взгляд. Его взгляд…