Севак Арамазд - Армен

— Побыстрее! — Чаркин ударил Армена коленом по спине.

Привычным движением Армен хотел бросить рюкзак на плечо, однако Чаркин не позволил. Поднявшись, Армен на мгновение увидел лица этих двоих и удивился их схожести: они были точно близнецы.

— Иди вперед, — не очень уверенно приказал Барин.

Взгляды Армена и Барина встретились. Барин непроизвольно улыбнулся и, как показалось Армену, ободряюще кивнул головой. В его улыбке мелькнуло что-то человеческое, и это чуточку успокоило Армена.

Он понуро двинулся по дороге, Барин последовал за ним. А впереди по-хозяйски уверенно шагал Чаркин, то и дело настороженно поглядывая по сторонам. Это было видно по резким движениям его головы на толстой шее. От него как бы исходил густой и стойкий запах свежевыкрашенного железа; так, по-видимому, пахнет власть. В селе, где вырос Армен, все было одинаково родным: и любовь, и ненависть, и честь, и бесчестие, и старый, и малый, так же, как горы, небо, ветер, цветы, луна, звезды, люди, животные, как сменяющиеся времена года и даже как мороз, буран, наводнение, землетрясение, болезнь и горе, которые в согласии с каким-то удивительно естественным законом словно растворялись друг в друге, становясь слитно-единой жизнью. А вот власти не было. Ее существование Армен впервые остро почувствовал лишь здесь, на чужбине, и испытал такое потрясение, которое надолго повергло его в состояние панического страха. Армена пугало то, что власть безлика, у нее есть лишь бесчисленные маски, которые носят такие же люди, как и он, но эти люди могут решать судьбы своих собратьев. Власть могла позволить ему существовать, а могла и не позволить. И это было похоже на непрекращающееся внутреннее кровотечение…

Когда они подошли к лесу, Армену показалось, что поблизости от него беззвучно возник какой-то человек. Он огляделся: в скудном свете луны рядом покачивалась его собственная длинная тень, без видимых усилий преодолевавшая любые препятствия. На миг он позавидовал своей тени и грустно усмехнулся. Немного погодя тень исчезла, и все вокруг окутал непроглядный лесной мрак. Армен глубоко вздохнул и внезапно отчетливо услышал шуршание подминаемой ногами травы. Его тень словно трансформировалась в звук, в котором слышалось что-то родное и знакомое. Показалось, что здесь все-таки есть некто невидимый и что он не одинок…

Не доходя до реки, Чаркин резко свернул влево, и перед ними открылась довольно широкая дорога с одиноким немигающим светом в конце. Когда подошли ближе, в полутьме проступили контуры какого-то мощного строения; оно возвышалось перед ними, подавляя своей суровой непререкаемостью. Впечатление усугублял идущий от реки влажный смердящий запах. Армен не на шутку испугался: все происходившее до сих пор — лишь ничтожная часть того, что его ждет впереди. Это сооружение всеми своими стенами, окнами, бесчисленными закоулками и размашистыми корпусами словно готовилось к массированной атаке, единственным объектом которой был он. И Армена захлестнула волна тревоги и страха. Мысли лихорадочно метались в поисках выхода, но ничего определенного не возникало из этой дикой сумятицы. Реальные и фантастические картины с головокружительной быстротой сменяли друг друга и исчезали, не оставляя следа. Единственная надежда, за которую он хватался снова и снова, была связана с добродушной улыбкой Барина. Он восстанавливал ее в памяти так часто, что в конце концов стал сомневаться: а было ли это на самом деле? Лицом к лицу с мрачной неизвестностью, Армен невольно сжался, на какое-то время им овладела странная отрешенность. Однако в голове тут же сверкнула спасительная мысль: есть, есть выход, о котором он почему-то непростительно забыл… Чаркин сделал вахтеру легкий знак рукой, тот окинул Армена сонным и безразличным взглядом, зевнул, не торопясь открыл ворота и с той же медлительностью закрыл; казалось, он рожден на свет лишь для того, чтобы без конца открывать и закрывать именно эти свежевыкрашенные ворота, которые при каждом движении издают пронзительный скрежет. Армену показалось, что он пересек границу какого-то другого мира: он вошел внутрь, а его жизнь осталась снаружи, по ту сторону непреодолимо высоких заборов. И это усилило в нем чувство подавленности.

Уже у подъездных ступенек Чаркин резко остановился, и тут же изнутри здания до них донеслись звуки жаркой перепалки, которая очень скоро перешла в крик. Вслед за этим в дверях появился здоровенный представитель закона. Он пытался вышвырнуть на улицу небольшого роста лысого человека, одетого во все белое. Тот, не умолкая ни на миг, яростно сопротивлялся.