Антония Байетт - Обладать

Возможно, Вы знаете, что мадемуазель де Керкоз приходилась, по линии бабки с отцовской стороны, родственницей Кристабель Ла Мотт. Однако вряд ли Вы знаете, что осенью 1859 г. Ла Мотт, по-видимому, гостила в семье Сабины в Фуэнане. Источником для данного предположения является письмо от Сабины де Керкоз к её кузине Соланж, которое я обнаружила среди бумаг. Эти бумаги, были некогда переданы на хранение в наш университет одним из потомков Сабины (которая – в смысле Сабина – в замужестве звалась мадам Кергаруэт, проживала в городке Парник и скончалась при родах в 1870 г.); до меня бумагами никто не занимался. Я скопировала для Вас начало письма Сабины, надеюсь, оно Вас заинтересует. И, конечно же, я буду рада поделиться с Вами всеми дальнейшими информациями.

Моё почтение.

– Прошу прощения за корявый перевод, – проговорила Мод всё так же деланно безразлично. – Ну-с, посмотрим, что там пишет Сабина…

Ma chere petite cousine.

Наши долгие и скучные дни неожиданно – во всяком случае, неожиданно для меня – оказались оживлены приездом нашей английской родственницы, моей троюродной сестры, мисс Кристабель Ла Мотт. Мисс Ла Мотт – дочь известного Исидора Ла Мотта, который собирал французские мифы, а также бретонские народные легенды и поверья. Вообрази моё волнение: оказывается, что моя новая кузина Кристабель – поэтесса и опубликовала немало произведений – к сожалению, все они на английском, – и в Англии их весьма ценят. Она пересекла пролив Ла-Манш во время недавнего шторма, и потом ещё целые сутки их корабль принуждён был качаться на волнах за пределами гостеприимных стен гавани Сен-Мало, из-за ветра, яростно дувшего вспять от берега. Затем дороги к нам были почти непроезжими, будучи затоплены водой, и ветер буквально валил всех путешествующих с ног. Неудивительно, что она чувствует себя после всего этого плохо и большую часть времени пока проводит в постели. У неё в комнате есть свой очаг, но она, возможно, не представляет, какая это почесть и какое благо в нашем холодном, промозглом доме.

Кристабель мне понравилась, по первому впечатлению. Она мала и стройна, с очень бледным лицом (возможно, эта бледность – из-за морских злоключений) и крупными белыми зубами. В первый вечер она ужинала с нами и сказала всего несколько слов. Я сидела рядом с ней и шепнула, что мечтаю писать стихи. Она отвечала: «Этот путь не сулит счастья, та fille». Я на это возразила, что только когда я пишу, я чувствую смысл жизни. Тогда она сказала: «Если это действительно так – к счастью для тебя или к несчастью – никакими словами я не сумею тебя разубедить».

В тот вечер ветер завывал и завывал, всё на одной и той же жалобной ноте, без конца, так что тело и душа начинали жаждать хотя бы минутного затишья; это затишье наступило только перед рассветом, когда я проснулась, как мне показалось спросонья, от tohu-bohu – от переполоха, от напора звуков, – а на самом деле от внезапного затишья, которое прозвучало как шум. Моя новая кузина, кажется, вовсе не спала в эту ночь и, спустившись к завтраку, имела вид такой измождённый, что мой отец настоял, чтоб она отдыхала у себя в комнате и пила малиновый отвар.

Я забыла упомянуть, что с собою она привезла огромного волкодава, которого зовут, если я верно расслышала, «Пёс Трей». Это бедное животное тоже намучилось в шторм и теперь ни за что не хочет вылезать из-под столика в спальне мисс Ла Мотт, лежит и лежит там, положив морду на передние лапы. Кузина Кристабель говорит, что когда погода исправится, пёс сможет бегать в Броселиандском лесу, ибо лес – его естественное место обитания…

– Кажется, это дельце стоит копнуть поглубже, – сказала Леонора. – А письмо я, оказывается, поняла почти правильно. Отправлюсь-ка я, пожалуй, в Нант – где он, кстати, находится? – знаю, что во Франции, но где именно? Посмотрю, что там за документы у доктора Ле Минье. Правда, я старинный французский слог не шибко разбираю. Придётся тебе поехать со мной, моя милая. А что, прекрасно проведём время! Ла Мотт, морская кухня, прогулки в Броселиандском лесу. Что скажешь?

– Как-нибудь потом, было бы чудесно, а сейчас мне нужно дописать доклад по метафоре для Йоркской конференции. Я застряла на месте, там есть некая загвоздка…

– Какая загвоздка? Выкладывай. Одна голова хорошо, а две лучше. Что за метафора?

Мод была в растерянности. Только-только удалось на время отвлечь Леонору от Кристабель, и вот уже хочешь не хочешь рассказывай про доклад, о котором сама имеешь пока самое смутное понятие – рос бы он лучше месяц-другой самостоятельно в темноте подсознания…