Антония Байетт - Обладать

– Я рад, что вам понравилось в Падубе хоть что-то.

– Я пыталась вообразить его. Вернее, их. Они, должно быть, пребывали в состоянии… страсти. Я прошлой ночью размышляла о том, что вы сказали об отношении нашего поколения к сексу. Мол, мы усматриваем его везде. Тут вы правы. Мы всё знаем, мы слишком много знаем. Нам, например, известно, что у человека нет целостного личностного начала, что любая личность – это сложная система конфликтующих составляющих… мы в это уверовали как в данность. Мы осознаём, что нами движет желание . Но мы не можем посмотреть на желание их глазами. Мы никогда не произносим слово «Любовь» – в самом понятии нам чудится некое сомнительное идейное построение – особенно нас настораживает Любовь, как её понимали в эпоху романтизма. От нас требуется огромное усилие – усилие воображения – чтобы понять, как они чувствовали себя тогда здесь… вместе… как верили в Любовь… в себя… в значимость своих любовных поступков…

– Да-да, я вас понял. Помните, у Кристабель в «Мелюзине» сказано: «Как мал, как безопасен наш мирок, / Но за его окном летает Тайна». У меня такое ощущение, что с Тайной мы тоже разделались. И желание, в которое мы всматриваемся так пристально, от этого пристального разглядывания довольно странно преображается…

– Это вы верно подметили.

– Иногда у меня возникает чувство, – продолжал Роланд, тщательно подбирая слова, – что лучше всего было бы оказаться вообще без желания. Когда я смотрю на себя как на единую личность…

– А можно ли ставить вопрос о единой личности?..

– …Когда я смотрю на свою жизнь – как она сложилась – я вдруг понимаю, что хотел бы жить безо всего. Мне только нужна пустая, чистая постель. У меня в голове всё время всплывает этот образ: пустая, чистая постель в пустой, чистой комнате, где мне ни от кого ничего не надо, и никому от меня ничего не надо. Возможно, такие мысли возникают из-за моих личных обстоятельств. Но здесь есть и какая-то общая закономерность…

– Да, я понимаю. Нет, это не совсем честно было бы сказать – понимаю. Всё гораздо сильнее совпадает. Ведь я тоже думаю так же, когда остаюсь одна. Как хорошо было бы ничего не иметь. Как хорошо было бы ничего не желать. И тот же образ меня преследует – пустая белая кровать. В пустой комнате.

– Вот именно, белая.

– Полнейшее сходство, как видите.

– Удивительно… – пробормотал Роланд.

– Может, мы типичные представители целого племени учёных, теоретиков, измученных бесплодными умствованиями? А может, мы никакие не представители, а просто двое людей с одинаковыми чудачествами…

– Какая ирония судьбы – забраться в эту глушь – сидеть бок о бок на камнях, и всё ради того, чтобы сделать этакое важное открытие – друг о друге!

Обратно они шагали в соучаственном молчании, слушая пение птиц и шуршание ветра этой переменчивой погоды в кронах деревьев и по воде… За ужином они некоторое время прочёсывали «Мелюзину» в поисках ещё каких-нибудь йоркширских слов. Потом Роланд вдруг сказал:

– На туристской карте есть место под названием Лукавое Логово. Звучит презанятно. Я подумал, может, нам завтра взять на денёк отгул от них , выбраться из их сюжета – и приискать что-нибудь себе для души? Ни у Собрайла, ни в «Письмах Р. Г. Падуба» Лукавое Логово не упоминается – и слава Богу, – а то опять увязнешь в разных ассоциациях…

– А что, это мысль! Кажется, совсем распогодилось. Чувствуете, как тепло?

– Куда именно отправиться, не столь важно. Лишь бы найти что-то интересное само по себе, без всяких скрытых смыслов и подоплёк. Что-нибудь новое.

Найти что-то новое, решили они. День как нельзя более располагал к этому: стояла изумительная погода, золотою солнечной улыбкой улыбалась небесная лазурь, создавая настроение почти детского радостного ожидания чуда; в такие дни память удивительным образом укорачивается до удобных размеров дня нынешнего, мол, вот оно всё какое, а значит, таким и было, а значит, таким и будет. Подходящий денёк для похода по новым местам.

С собой они прихватили простой запас еды: мягкий чёрный хлеб, белый венслидейлский сыр, пучок малиновых редисок, жёлтое сливочное масло, шарлаховые помидоры, круглые сочно-зелёные яблоки сорта «бабушка Смит», и бутылку французской минеральной воды. Книжек не взяли.

Лукавое Логово – укромное место на морском берегу под сенью утёсов; здесь стремится к морю по песчаному ложу ручей – от старой мельницы, перестроенной в молодёжное общежитие. Роланд и Мод спускались к Лукавому Логову по дорожкам, утопавшим в цветах: с обеих сторон из высоких живых изгородей на них глядели бесчисленные цветки собачьей розы, большей частью ярко-розовые, порою белые, с золотистой серединкой в ярко-жёлтой пыльце; шиповник хитроумно и густо переплёлся с пышной жимолостью, чьи кремовые цветки пробирались ловко среди розового и золотого. Ни Мод, ни Роланду прежде не доводилось на столь малом пространстве видеть такое непостижимое множество диких цветов, вдыхать столь густой их аромат. В тёплом воздухе запах цветов набегал порывами и, казалось, замирал над головою душистым, почти ощутимым пологом. Наши путешественники ожидали встретить ну один, ну два цветка, случайно доживших, уцелевших из тех сказочных кущ, которые видел некогда Шекспир и которые запечатлел на полотнах Моррис. Но здесь царило настоящее цветочное изобилие; всё жило, росло; игрою красок и ароматов наполнено всё вокруг…