Жозе Сарамаго: [Про]зрение

А день и вправду выдался прекрасный. С самого раннего утра, едва лишь, по вдохновенному слову одного телекомментатора, золотом в лазури всех нас оберегающее с небес во всем блеске своем воссияло солнце, потянулись люди к избирательным участкам – и не в пример тому, что было на прошлой неделе, потянулись не слепой безликой массой, но – хоть и был каждый сам по себе – с таким усердием и рвением, что двери не успели еще открыться, а уж выстроились у них длиннейшие очереди сознательных граждан. Не все, к прискорбию, было чисто и честно в этих спокойных вереницах. Более сорока вилось их по всему городу, и не нашлось ни одной, ни одной, говорю, ни единой, куда бы не затесался шпион – или даже несколько, – которому поручили подслушивать и записывать реплики окружающих, ибо полицейское начальство было уверено, что длительное ожидание, точно так же, как бывает это в поликлиниках, рано или поздно развяжет языки, и тогда – пусть краешком, пусть полусловом – приоткроется, какими тайными намерениями воспален дух избирателей. Шпионы эти в большинстве своем – профессионалы, то бишь – сотрудники специальных служб, но имеются и любители, волонтеры, добровольцы, патриоты сыска, пришедшие по зову сердца и совершенно бескорыстно, а слова эти – все слова эти – значатся в той подписке, которую давали они в торжественной обстановке, но имеются также и – и в немалом числе – те, кого привела сюда болезненная страсть к доносительству. Генетический код того, что мы, не мудрствуя, договорились называть человеческой природой, не исчерпывается спиралью дезоксирибонуклеиновой кислоты, или ДНК, есть в нем еще много такого, о чем можно поговорить, и еще больше – такого, что можно рассказать нам, но, как ни старались отодвинуть эту щеколду разнокалиберные разномастные полчища психологов и аналитиков, лишь обломавшие себе ногти в тщетных попытках вывести эту дополнительную спираль, выражаясь фигурально, за пределы детского сада, да так и не смогли. Научные соображения, сколь бы ни велика была – и еще будет – их ценность, какие бы перспективы ни открывались ими в будущем, не должны, впрочем, заслонять от нас тревожную сегодняшнюю действительность, где, помимо уже отмеченных нами соглядатаев, с рассеянным видом мотающих на ус и на пленку все, что говорится вокруг, из автомобилей, мягко проскальзывающих мимо очередей, словно бы в поисках местечка для парковки, целятся в толпу недоступные взорам видеокамеры с высоким разрешением и микрофоны последнего поколения, способные перевести в картинку и звук чувства, таящиеся, по всей видимости, в разноголосых шепотках, перелетающих от одной кучки людей к другой, причем каждый полагает, что он-то думает о чем-то другом. Записывается слово, но обрисовывается и чувство. И никто не может быть уверен, что. И вплоть до той минуты, когда открылись двери избирательных участков и очереди пришли в движение, магнитофоны не в силах были уловить ничего, кроме ничего – опять же – не значащих фраз, банальнейших замечаний о том, какое, мол, прекрасное утро и что тепло, мол, но не жарко, или о торопливо проглоченном завтраке, или кратких диалогов по важнейшему вопросу – с кем оставлять детей, если матери отправились голосовать: Муж посидит, потом поменяемся, ничего иного в голову не пришло, сперва он, потом я, конечно, хотелось бы вместе, но это же невозможно, сами знаете, как говорится, выше головы не прыгнешь. А мы нашего малыша поручили заботам старшей сестрички, ей по годам еще рано на выборы ходить, да, познакомьтесь, пожалуйста, это мой муж. Очень приятно. Взаимно. Какая погода чудесная. Да, как по заказу. Когда-нибудь это должно было произойти. И при всей сверхчуткости микрофонов в снующих мимо синих, белых, красных, зеленых, черных машинах, над которыми на утреннем ветерке покачиваются антенны, ничего подозрительного не удается уловить, выловить, выявить в головах, на лицевой части коих – внешне, по крайней мере, – налицо самое невинное выражение. А меж тем всякий, даже если он не дипломированный спец по недоверию, не бакалавр, так сказать, мнительности, заметит нечто странное в двух последних фразах – ну, вот про погоду, что прямо как по заказу, и особенно насчет того, что когда-нибудь это должно было произойти, и какая-то сквозящая в обеих двусмысленность, пусть невольная и ненамеренная, возможно, даже и бессознательная, делает их еще более угрожающими потенциально, хоть и противоречит интонации, с коими произнеслись эти слова, а еще больше – всему спектру ими порожденных отзвуков, под которыми мы в данном случае разумеем субтона, а без них ведь, если верить новейшим теориям, степень понимания любого вербального дискурса всегда будет неполной, ограниченной, недостаточной. Шпиону, случайно там оказавшемуся, равно как и всем его коллегам, предварительно даны были очень точные инструкции, как поступать в подобных случаях. Надлежало не терять подозрительного из виду, и, не давая ему сокращать дистанцию, находиться от него через три-четыре позиции в веренице избирателей, надлежало также для страховки, не полагаясь на чувствительность микрофона, как только председатель избирательной комиссии огласит имя и номер, зафиксировать их в памяти, надлежало также сделать вид, будто забыл что-то и, незаметно выбравшись из очереди, выйти на улицу, передать сообщение по телефону в информационный центр, после чего вновь занять свое место. Строго говоря, эту операцию нельзя сравнивать со стрельбой в цель, ибо здесь питается надежда, что удача, судьба, случай или черт его знает что еще цель под выстрел подставит непременно.