Александр Шелудяков - ИЗ ПЛЕМЕНИ КЕДРА

Смотрит Андрей на восток – всюду водная весенняя гладь, конца-краю нет, лишь местами островки ветельника да тальника мельтешат рваными зеленоватыми тучками. На устье Панигадки, где она в спад воды вовсе пересыхает, стоят лесогрузные тяжелые баржи почти рядом с крышами затопленных бараков.

Прижимает Медвежий Мыс по правую руку Панигадка, а вниз по обскому течению, за кедровой гривой и клюквенным болотом, – Юган. Оттуда, с Югана, тихими утрами доносятся перестук рыбацких катеров и бойкая стрекотня лодочных моторов.

В июне отхлынет вода с соров, как на дрожжах, попрет из сырой распаренной земли разнотравье, на озерах размелеет карась и будет путаться в рыбацкие сети, в мордастые фитили. Рыба, можно сказать, под носом – тут же, близ поселка, на обских стрежистых песках и ямах. Осетр, стерлядь, а по курьям да заводям – косяки жирового ельца и язя.

У самой подошвы мыса, ближе к материковой тайге, аккуратно расставлены белые коробочки построек районной больницы. Не часто ее посещают рыбаки и охотники. Народ юганский крепкий, прокален морозами, испытан на выносливость урманами. Правда, малышей своих юганцы частенько показывают докторам, да еще с приговоркой: «Мелка нынче баба пошла – ребятишек совсем хлипких рожает». Примчится рыбак на мотолодке: «Доктор, парнишонка занемог». Прискачет на взмыленном коне охотник: «Доктор, ребенок пластом лежит, огнем полыхает». И садится доктор в лодку, либо приказывает седлать коня. И – в путь.

Вчера уехала по срочному вызову Елена Журавлева. А восход солнца встретила уже на обратном пути. Залюбовалась, когда большой и багровый шар выкатился за далекими затопленными лугами и необыкновенным прожектором раскинул по земле лучи. Любовалась Лена солнцем, глядела, как утонуло оно в мелководье, замутив воду вишневым соком своего огня.

Весна превратила ручьи в речушки, а в ложбинах устроила озера талых вод. По весне юганские пути непроходимы. Правда, из Медвежьего Мыса идет извилистая, местами топкая дорога вдоль берега Югана. В это непутевое время по срочным делам лучше всего добираться до места верхом на коне или на мотолодке.

Крутогривая гнедая кобылица стояла на берегу, подернутом кружевным седоватым мхом и молодой порослью сосняка. Закусив удила, всхрапывала, тревожно била копытом землю, и отшлифованная до блеска подкова рассекала замшелую дерновину. Короткое тревожное ржание словно предупреждало всадницу: «Дальше ни шагу. Видишь, трещины змеями ползут, того и гляди, глыбища земли под яр нырнет и нас с тобой, глупая девчонка, прихватит».

Лена, сбоченившись в седле, смотрела, как под яром в заводи хороводились бревна. Где-то плоты разбило.

Испохабила да переквасила весна земные дороги, но взамен дала речные. Если у человека, промышляющего соболя и белку, тревожное время осень, то у лесосплавщика неспокойна душа весной. Тащит Юган на своей спине плоты охотно, но не зевай, припоздаешь – обрежется вода, и тогда чахнуть строевому лесу, может быть, не одну годину на песчаных косах да сорах.

К девушке подъехал старик на буланом жеребце, забрызганном грязью.

– Замешкался я чуток, Елена Александровна, на ливе четырех селезней заполоновал. – Он осторожно, как с высокоприступчатой лестницы, слез с седла, подошел к девушке, поправил за плечами старенькую переломку и привязал к седлу Лены самодельную сетку из неводной дели с подстреленными селезнями.

– Не надо, Михаил Гаврилович, спасибо.

– Эш ты, кого не надо-то?.. Разве они у меня куплены? Бери, Кедрочка.

– Какая, дедушка, из меня Кедрочка?.. Хоть и выросла в деревне, а боюсь тайги.

– Спасибо тебе, Лена Александровна, за внука… Поставила ты его на ноги… А с тайгой обвыкнешься… – Старик ласково поглядел на девушку. – Найдется еще в нашем краю ходкий олень, облетишь с ним все урманы.

– Возвращайтесь, дедушка, домой. До Медвежьего Мыса рукой подать, и дорога здесь мне знакомая. Не забудьте про хвойные ванны…

– Пошто забыть-то? Хвоя у нас не магазинная. – Дед Чарымов немного подумал, а потом, засмелев, спросил: – Если тертую редьку на грудки внучонку… Не повредит?

– Разрешаю, дедушка, и редьку, – улыбнулась Лена.

– Не повезло малышонку. Приехал гостевать, а вот какая оказия случилась… Ну, ничего. Корень наш живучий.

– Дедушка, а почему вы меня Кедрочкой окрестили? – спросила девушка, стараясь сдержать беспокойную лошадь.

– На этом самом месте в старину тунгусы свадьбы играли весной, в месяц Большой Рыбы. Приходит молодой охотник в чум родителей невесты и сказывает: «Осина – дерево хорошее, обласок можно делать, сохатому лекарство дает. Сосна смолистая – можно карамо рубить. Береза весной соковицей поит – душу человека радует. А вот люблю я кедрочку, краше ее нет дерева в нашей тайге. Она своей грудью молочной всю живность питает…»