Жорж Перек - Исчезание

— Faciliter dicere, difficulter facere , — усмехнулся Август.

— Папа! — вспыхнул Хэйг, приняв усмешку за насмешку.

— Ну же, не кипятись, — умерил пыл сына Август. — Сие рвение я приветствую. И все-таки знай: тебе придется трудиться с усердием, не щадя себя, причем не пять или шесть, а целых девять, если не десять лет биться за первые места на певческих турнирах. К чему мы пришли бы, если всех желающих сразу бы приглашали в «Ла Скала»?

— Я буду двигаться step by step, — заверил Хэйг.

— Тебя ждет длительный и изнурительный путь, — предупредил Август.

Итак, Хэйг занялся репетициями: вытягивал звуки, высчитывал такты, пел каждый день, начиная на заре и заканчивая на закате.

Раз, к вечеру, в начале мая, Хэйг, усталый, измученный, изнуренный арией из кантаты Гайдна, чуть ли не в беспамятстве притулился к краю бильярда (махину передвинули к углу living' а, так как в бильярд уже не играли).

Август, в перерыве, развлекал себя вариациями на тему «Влтавы» Бедржиха Сметаны.

Вдруг Хэйг заметил странную вещь: зеленая ткань на четверть была как бы уедена плесенью; вся кайма была как бы забрызгана удивительными белыми капельками, испещрена маленькими крапинками, усыпана мелкими прыщиками. Хэйг пригляделся: эти странные льдинки или причудливые снежинки, в среднем круглые, а изредка даже резные и ажурные, складывались в фигуры и имели ясный, целенаправленный характер, как бы выражая некую интенцию, умысел: значки были не случайными пятнышками, а — учитывая все значения термина — знаками значащими; пусть не такими значащими, как буквы в манускриптах, и все же значащими, как нитки в кипу (письме узелками в традиции индейцев инка).

А далее — еще причудливее. Август играл на инструменте, а тем временем запись на бильярде писалась далее, прибавляясь, правда, на какие-нибудь миллиметры или даже на ангстремы. Хэйг пересчитал и насчитал тридцать два белых значка. Август играл весь вечер, Хэйг ни на секунду не прекращал наблюдать, всматриваясь в видение на краю сукна. При заключительных звуках — тут Август сбился и сфальшивил в трезвучии — Хэйг насчитал уже тридцать три знака: замыкая серию, свежий, едва вылепившийся или вылупившийся тридцать третий элемент явил наблюдателю сначала ауру, затем едва различимый венчик и в финале белеющие и разрастающиеся на глазах крупинки.

— Папа! — закричал Хэйг.

— Взгляни! Сюда! На бильярд! Белизна на сгибе линии!

— Черт! И в аду мрак карм удавит речь! — выругался Август. — Как ты сказал: «Белый знак — нам гибельный иней»?

— Да нет же! Белизна на сгибе линии! Здесь, на бильярде!

Август приблизился к бильярду, переменился в лице и трижды шепнул:

— Again! Again! Again!

— What exactly ? — удивился Хэйг, заметив в глазах Августа панический страх.

— Уйдем не медля из залы! Сын! Бежим!

рассказывающая, как рыба гнушается есть вкуснейшую халву

Август вызвал к себе сына. Я стала свидетельницей дискуссии.

— Я всегда хранил в тайне запутанные перипетии, связанные с явлением сына в нашу жизнь. Если бы я был вправе, я бы раскрыл тебе давящее на нас Заклятие; данный мне Наказ запрещает разглашение и карает нарушителей. Даже в экстренных случаях смертный не укажет на разгадку, не рискнет намекнуть на высшее табу, затемняющее все наши речи, заклинающее все наши желания, затрудняющие все наши начинания ab nihil usque ad mala. Всякий знает: невзирая на нас нами управляет ужасная безымянная напасть. Всякий знает: пред нами высится неприступная стена, преграждая нам все пути, заключая нас навсегда, навязывая нам перифразы и пересказы, путаные речи, упущения, ляпсусы, нестерпимую фальшь неверных знаний — куда, заглушаясь и затихая, низвергаются наши крики, призывы и рыдания вкупе с несбывшимися надеждами и мечтами. Чем ретивее мы будем выслеживать выпавший термин, чем крепче мы будем цепляться за незапятнанную белизну, тем тяжелее падет на нас треклятая рука судьбы. Хэйг, сын, тебе следует знать: ныне, — и не в первый раз, — здесь снует и рыщет смерть.

— Я надеялся, — вещал далее Август, — думал: тебе не придется переживать нестерпимый ужас, выпавший мне. Сейчас у меня уже нет иллюзий: мы бессильны. Ты будешь не прав (а винить себя буду я), если решишь играть ва-банк и рискнешь скрываться здесь. Ты лишь накликаешь беду. Тебе следует уехать из усадьбы немедля!

Реакция не заставила себя ждать: вспыхнувший Хэйг тут же свел всю речь Августа к небылицам, высмеял надуманные причины и пришел к неутешительным заключениям: дескать, папа желал изгнать сына!