Юлия Латынина - Там, где меняют законы

Стриженые мальчики распахнули дверцу джипа. По всем соображениям безопасности Малюте следовало сесть внутрь, но он вдруг мальчишески улыбнулся, сказал:

— Ща! — и сорвался с места.

Он перебежал улицу, увернувшись от остолбеневшего «Жигуленка», в две секунды оказался на углу и через минуту нырнул в машину с огромным букетом в руках.

— Держи!

Через мгновение вгляделся в ее лицо и озабоченно добавил:

— Лена, что с тобой?

— Ты знаешь, — проговорила Елена, — врач сказал правду. Я различаю цвета. Вот…. взглянула на букет и увидела….

Уже поздно ночью, когда Елена, умаявшись, свернулась клубком подле Вырубова и заснула, и когда букет, виновник праздника, был водружен Вырубовым в самую шикарную вазу, каторую спешно нашли по его приказанию, и торжественно водворен в углу спальни, и Вырубов поклялся, что никогда этот букет не выбросит, — уже поздно ночью Вырубову пришла в голову простая мысль: а собственно, чей букет увидела Елена?

Он приподнялся и посмотрел туда, где в полумраке спальни отсвечивали темно-красные лепестки роз, и тихо присвистнул, а потом заложил руки за голову и стал мрачно размышлять о том, что человек, к сожалению, устроен гораздо хитрее, чем автомат Калашникова.

На следующее утро Малюта встал гораздо раньше Елены. У него была назначена встреча на восемь часов, он сидел, полусонный, на кухне, и просматривал газеты, глотая кофе и громко при этом хлюпая. Миша-кимоно ехал на встречу вместе с Малютой. Когда машины выстроились во дворе, Миша, против обыкновения, не сел в джип охраны, а плюхнулся на заднее сиденье к Малюте.

— Надо поговорить, — сказал он.

Кортеж тронулся и, мягко набирая скорость, понесся на рысях по проселочной дороге. Сверху, как гигантские конфетти, на дорогу сыпались красные и золотые листья кленов, и желтое солнце было нанизано, как бабочка, на вершину далекой сопки.

— Ну? — проговорил Малюта.

— Это по поводу Игоря. Он сказал тебе, что занял деньги под универмаг у Раттшнейдера. Он уверял, что Сыч не оставил ему ни копейки, но он врал. На самом деле все деньги Раттшнейдера — это деньги Игоря.

Малюта, откинувшись на кожаный подлокотник, читал передовицу «Нарымского рабочего». Передовица была посвящена вчерашней презентации и сравнивала реконструкцию универмага с реконструкцией Днепрогэса. «Голосуйте на выборах за таких, как Сергей Вырубов и Игорь Тахирмуратов, и эти люди возродят не только замыслы передовых архитекторов, но и идеалы Страны Советов!» — призывала статья. Упоминание страны Советов объяснялось весьма просто: «Нарымский рабочий» издавался компартией.

Миша-кимоно подумал было, что Малюта не слыхал его слов, но Вырубов перевернул газету, тщательно разгладил складку между листами и спросил:

— Это все?

— Ты же знаешь, Игорь составил договор так, что весь универмаг заложен в обеспечение этого кредита. Он сказал, что иначе герр Раттшнейдер не дал бы денег. А никакого герра Раттшнейдера нет. Это просто ширма. А теперь он сгоняет деньги на липовые фирмы и срывает сроки строительства.

Малюта думал довольно долго, а потом набрал сотовый телефон главного редактора «Нарымского рабочего»:

— Михалыч? — сказал Малюта, — ты когда завтра будешь про универмаг писать, имени Тахирмуратова не употребляй. Ясно?

В день второго декабря Игорь Тахирмуратов вернулся домой поздно вечером. После того, как его выгнал Семин, он очень много пил. Чем больше Игорь пил, тем меньше доверял ему Малюта, а чем меньше доверял ему Малюта, тем больше он пил.

И в этот раз Тахирмуратов был довольно сильно пьян. Он сначала сидел в баре вместе с Мишей-кимоно, и когда он начал бить стаканы, Миша-кимоно повез его в казино «Стрелец». Там Игорь проиграл тысяч десять, заплакал и сказал:

— Пропади все пропадом!

Упал головой на сукно и заснул.

Миша-кимоно проиграл значительно меньше, долларов семьсот, что вообще имело мало значения, поскольку «Стрелец» был его казино. Когда Игорь заснул, Миша-кимоно погрузил его в свой джип и повез домой.

В машине Игорь проснулся и более-менее пришел в себя, так что когда Миша затащил его в дом, он еще нашел силы удивиться. В доме гостиная была ярко освещена, в камине пылало синтетическое полено, а в кресле, напротив полена, сидел бледный и усталый Малюта. Его темно-русые волосы были встрепаны больше обычного, и серые глаза глядели равнодушно и строго. Он был в черных удобных брюках и оранжевом свитере с рисунком, напоминавшим рисунок на спинке гюрзы.