Юлия Латынина - Там, где меняют законы

На следующее утро, когда Елена задумчиво болтала ложечкой в чашке чая и смотрела во двор, к ней подсел Миша-кимоно. Елена смутно помнила, что Миша Корытов тогда тоже был среди приехавших с девицами гостей. Кажется, с ним было даже две девицы.

— Ну что ты такая грустная? — с усмешкой спросил Миша-кимоно.

Елена поежилась.

— Скажи… Пырьев — его убили из-за меня?

Миша-кимоно помолчал.

— Понимаешь, Лена, у Пырея давно была куча проблем. И долги, и кидалово…

— Но с Малютой у него проблем не было?

Корытов сочувствующе улыбался. Корытов нравился Елене. Он был, казалось, единственным нормальным человеком среди всех на этой даче.

— У него были проблемы с Малютой. У них была фирма, которая получала доходы от ликеро-водочного, и этой фирмой они владели сообща. А деньги пятый месяц забирал себе Малюта.

Елена почувствовала горькое даже какое-то разочарование. Смешно было хоть на мгновение вообразить себя дамой, из-за которой современные рыцари ну пусть не убивают… пусть заказывают друг друга.

— А почему Сергей Павлович сказал мне, что это из-за меня?

Корытов заулыбался, и Елена вдруг сообразила, что если приказ об убийстве исходил от Малюты, то практической стороной вопроса должен был заниматься Миша-кимоно.

— Да это же Малюта, — сказал Корытов, — он всегда так разводит, чтоб человек себя виноватым считал. Ты не бери в голову, девочка.

После этой истории Елена надолго забилась к себе в комнату и два дня оттуда не вылезала. Малюта внушал ей ужас. Она вспоминала его снова и снова, упорно ходящего по кабинету и со стеклянными глазами, и она понимала, что он ходил и решал: быть Пырею или не быть? И решил, что нет, лучше все-таки — не быть.

Ночью Елена заснула, и ей приснилась все та же высокая худощавая фигура, ходящая, как маятник, из угла в угол. Фигура увидела Елену, улыбнулась, сняла рубашку и принялась раздеваться дальше. Елена проснулась в поту и с какой-то странной дрожью.

Малюта не любил ее, так же как и Семин. Он не мог любить вообще. Он мог только принимать решения, быть или не быть. Было странно, что человек столь могущественный, как он, продолжает пользоваться методами уголовника.

Елена не понимала, как можно принимать такие решения. Она вообще не умела выбирать. Ничего. Раньше она умела выбирать, розовым или желтым должен быть кафель в ванной, а теперь она даже не умела отличать розовое от желтого. А когда требовалось решить, у той фирмы или у этой закупать кафель, она не могла этого решить. Ей требовался для этого финансовый директор.

А еще спустя два дня, когда Елена вернулась домой после прогулки, и, громко хлопнув дверью, стала счищать с сапожек налипший снег, она увидела, что в зимнем саду, скорчившись над полупустой бутылкой с коньяком, сидят двое. Силуэты их ярко рисовались на фоне закатного солнца, — один был хищный и стремительный, как силуэт сокола-перепелятника, а другой человек был похож на кадушку. Елена пригляделась и ахнула: второй был Игорь Тахирмуратов. Она узнала его по смешным кошачьим усикам, торчавших черной полоской между охвативших голову пальцев, и чересчур длинным для бизнесмена волосам.

Тахирмуратов был в строгом костюме, растекшемся на нем, как спущенная шина по асфальту, и плечи его вздрагивали. Елена увидела, что он плачет, раньше, чем услышала всхлипы.

— Ты пойми… — услышала Елена, — мне не денег жалко… но мы же семь лет были вместе… кому верить, Сережка…

Елена неслышными шагами метнулась наверх. Ей казалось, что Тахирмуратов вовсе не обрадуется, если кто-то заметит, как он хнычет в гостиной своего двоюродного брата.

Через час Елена увидела из окна, как Тахирмуратов нетвердой походкой добрался до своего «мерса». Вырубов шел рядом, обняв его за плечи. Вместе братья смотрелись, как такса и борзая. Машина мигнула фарами, замурлыкала и поехала со двора.

Елена спустилась вниз.

Вырубов уже вернулся в зимний сад и сидел в кожаном кресле, закинув на кадушку с пальмой длинные ноги в черных мятых штанах. В руке у него был стакан с коньяком. Елена сперва подумала, что это кока-кола, потому что Вырубов практически никогда не пил, но потом она увидела, что кока-колы на столе нет, а есть только бутылка коньяка.

Елена осторожно присела в соседнее кресло. Оно было еще теплым от грузной тушки Тахирмуратова. Малюта потянулся за бутылкой, плеснул себе добавку и повернулся к Елене.

— Хочешь? — спросил он.