Юлия Латынина - Там, где меняют законы

— Я сейчас буду, — сказала она.

Зеркала в пролетах мраморной лестницы умножали пространство и превращали небольшой особняк в Зимний дворец. Ковровая дорожка была затоптана ботинками спецназовцев. Из фонтана в фойе жадно пила воду рыже-черная овчарка. По ту сторону шлюзовых дверей из машины выскочили ее охранники, но спецназовец у входа почтительно преградил ей путь.

— Василий Никитич просил вас не покидать здание. Он очень хочет с вами поговорить.

Верхний свет в кабинете отца был потушен, — горел только высокий серебряный семисвечник на столике для отдыха, да в аквариуме с пираньями плавали розовые и голубые огни. Столик для отдыха был застлан вишневой скатертью, и огонь свечей отражался в ледяном ведерке с шампанским и огромных, словно высеченных из снега тарелках.

Вася Никитин, в мягком свитере и джинсах, сидел в кожаном кресле за столиком, и блики от аквариума с пираньями играли на его мальчишеском скуластом лице. При виде Ани Никитин вскочил и поклонился.

— Извини, — сказал Никитин, — я бы пригласил тебя в ресторан, но это здание мне сегодня лучше не покидать. Но я хотя бы приглашаю тебя на ужин.

Никитин наклонился и привычным движением сорвал пробку с бутылки шампанского. Аня краем глаза успела заметить наклейку. Dome Perignon. Разумеется.

— Урод Зваркович, — сказал Никитин, — все-таки сумел пристроить свой авиаузел. Он и мне предлагал, представляешь? «Пятнадцать лимонов, — и получишь все аэропорты и мир с Кутятиным в придачу».

— И почему вы не согласились?

Никитин пожал плечами.

— Зачем? Я — хозяин. Я зарабатываю деньги. Зачем мне становиться госчиновником и красть вместо того, чтобы зарабатывать? Это беда этой страны, в ней ничего не зарабатывают. В ней все крадут. Самые умные люди в этой стране занимаются не бизнесом, а взаимодействием с государством. А я глупый. Я хочу заниматься бизнесом. А они мне что предлагают? Вон, на ТЗК каждый месяц пять лимонов идет налево? Почему налево, если мы справа? У них мозги устроены так: где чего украли до них, чтобы в свой карман перенаправить. А ты посмотри на «Международный». Это ж сортир, а не аэропорт. Мне стыдно было б им управлять. А переделать его они не дадут. Переделать — это инвестировать. А они про инвестиции понимают? Они понимают, что вот труба, а вот отводной краник им в карман. Каждый месяц пять лимонов. А если я им четыре лимона принесу? Они же меня и пристрелят, мало принес.

— А почему Каменецкий согласился?

— А это и есть его бизнес. Пять лимонов в месяц с ТЗК, из них половина в Кремль, половина Стасу. Знаешь, как у них самолеты обрабатывают? Противообледенительной жидкостью? Она дорогущая, сволочь, триста долларов тонна. Они выльют три тонны на самолет, а пилот подпишет акт, что вылили пять. А потом обольют кого-то неучтенкой за наличку. По двести баксов, а не по триста.

Аня искоса посмотрела на Никитина. Он был очень хорош в этот вечер — невысокий, сухощавый, с юношески округлым лицом и подтянутой талией. Аня невольно вспомнила про статью, о которой давеча упоминали собровцы и которую она видела два дня назад. Статья была приурочена к очередной серии обысков в SkyGate и рассуждала о личных привычках владельца компании. Трудно сказать, сколько в ней было правды, но грязи в ней было очень много.

— Он славный мужик, Каменецкий, но это они называют бизнесом.

Никитин, с бокалом в руке, замер, глядя на Аню.

— Впрочем, тебе это не интересно? Так?

Аня медленно проговорила:

— Нет. Мне это не очень интересно. Мне интересно, кто убил отца.

— Ты уверена, что хочешь это знать?

Аня кивнула.

Дверь кабинета растворилась, и в проеме показалась давешняя кореяночка. Она уже переоделась в желтый шелковый халатик, повязанный парчовым оби. В руках она держала мельхиоровый поднос с деревянными тарелочками. Кореяночка поклонилась Ане, убрала неиспользованные полотенца и быстро расставила на белой скатерти японские закуски.

Поклонилась еще раз и удалилась.

Никитин залпом выпил стакан с шампанским, поставил его на стол, нервно улыбнулся и вынул из тусклого кожаного портфеля кассету без наклейки.

— Не пожалеешь? — последний раз зачем-то спросил Никитин.

Аня замотала головой.

На письменном столе лежали сразу четыре пульта, и Никитин немного запутался в них, прежде чем включил видеомагнитофон. Наконец один из пультов сработал, и на большой плазменной панели в центре кабинета появилось изображение.

Съемка велась откуда-то сверху и из угла, и люди внизу казались маленькими и уродливыми. Наверное, так их видит сверху Господь.