Александр Кабаков - Старик и ангел

Между тем из толчеи высвободился не убитый во младенчестве брат, Игорь Сенин.

— Короче, давай, брателло, мириться, — сказал капитан ФСБ. — Я про молоток не стану помнить, и ты забудь. Давай к нам, звание получишь, да сразу и в отставку пойдешь полковником, а у нас пенсии, короче, неплохие, хорошие даже, можно сказать… А от родни не отказывайся. Брат — это ж брат, а не портянка…

Но Кузнецов слабины, как в краткой беседе с бывшими женщинами, не дал — напротив, призвал на помощь слабую свою веру.

— Чур меня, — произнес он простодушную формулу, — сгинь, рассыпься!

И перекрестил то пространство, в котором слегка плыл, колебался в духоте битком набитой комнаты никакой не брат, а чекистский морок, — видение побледнело и, по молитве, сгинуло.

Однако ж дурное место не осталось пусто — из сплошной давки тут же выдвинулся чертов полковник Михайлов Петр Иванович, наказание профессору за все грехи его. Позади начальника мельтешили его юры и толики с суровыми и даже угрожающими выражениями на протокольных рожах.

— Уж меня-то, Григорич, ты в призраки не зачислишь, — фамильярно обратился полковник к своему подопечному. — Мы с тобою вместе такого хлебнули… Ты вспомни, сколько раз я тебя из глубокой жопы вытаскивал, можно сказать, жизнь спасал! И я тебе не чужой, ты ж меня, помнишь, убить хотел, да промахнулся, в колено попал… Мы с тобою кровью повязаны, дружбаны навсегда…

В подтверждение негодяйских своих слов фээсбэшник выставил вперед ногу — в штанах над коленом темнела дырка с буро-кровавыми краями. Впрочем, ради судьбоносного разговора оделся Михайлов в любимое им бродяжническое рванье, так что понять, от чего возникла грязная дыра, не представлялось возможности.

— В общем, хватит дурью маяться, — продолжал полковник, — тут выборы на носу, а главный кандидат в президенты, лидер всей оппозиции, арифметикой какой-то занимается и любовь с младшим медперсоналом крутит!.. Все, одевайся, Сергей, и поехали, делом заниматься пора. У нас еще сегодня встреча с академиками, они тебя действительным членом избрали по отделению твоих физико-математических наук, понял? Это ж для тебя, я думаю, все равно, что для меня сразу в маршалы… Давай, не тяни кота за муде, академик.

И он шагнул вперед, распахнув объятия, — очевидно, собираясь заключить в них Кузнецова.

Да не тут-то было!

Профессор в одну секунду выбрал правильное решение: вместо того чтобы, допустим, крестным знамением отогнать нечистую силу, как в предшествовавшем случае, он, не будучи полностью уверенным в мистическом происхождении полковника — мало ли таких полковников и в материальном мире присутствует, — произвел жест вполне бытовой и даже грубый. То есть, согнув правую руку в локте, резко положил на ее сгиб левую, кулаком же правой для верности одновременно изобразил русский народный шиш, который, в свою очередь, подумав секунду, превратил в интернациональную фигуру с выставленным средним пальцем — в глобализме живем, ничего не поделаешь.

— Дурак ты, хоть и профессор, — ответил грубостью на грубость полковник Михайлов. — Не хочешь на старости лет все свои проблемы решить… Ну, имей то, что имеешь. Оля, силь ву пле…

Произнеся эти слова, обращенные к невидимой даме, полковник поблек, потерял отчетливые края, а взамен его возникла немолодая, но зато прекрасно одетая женщина. В ней Сергей Григорьевич, естественно, — как и вы, мой сообразительный читатель, — узнал свою и по сию пору законную жену гражданку Французской Республики m-me Chapoval-Kuznetzoff . Общий ее стильный вид, увы, непоправимо портила гримаса ненависти, искажавшая холеное, даже как бы светящееся от дорогой косметики лицо.

Сейчас начнется, подумал Кузнецов. Квартиры-то мне уж точно не видать, подумал он, но что еще она у меня отнимет? Отнять-то нечего, кроме…

— Я умираю, — сказала Ольга, и слезы мгновенно смочили все ее сверкающее лицо, тут же сделавшееся серым. — Мне осталось недолго, дай же мне умереть спокойно.

— Что с тобой? — Кузнецов, теперь почти постоянно испытывающий чувство вины перед всеми желающими, тут же поверил в услышанное. Поверив же, испугался, как любой испугался бы, узнав такую ужасную новость про близкого человека. А что жена давно уж не близкий ему человек и немало сделала, чтобы его, Кузнецова, истребить, он немедленно и начисто забыл от неожиданности, от жалости, от сочувствия. — Чем ты больна? Что врачи?..

— Я больше не хожу к врачам, — обливая слезами не только лицо, но уже и блузку, ответила Ольга Георгиевна. — Им больше нечего мне сказать, зачем же выбрасывать деньги… Тебе пригодятся.