— Так, так? Эрик, — обратился Белявский к хозяину, появившемуся с новым дымящимся блюдом, — кен ю гив пейпа? Райт? — Дмитрий Всеволодович перешел на язык жестов: — Райт? Пейпа? Пен?
Федор пришел ему на помощь, повторив просьбу по-французски.
— Пенсил?.. — не сдавался Дмитрий Всеволодович. — Я буду фиксировать!
— Э-м… Что прежде всего поражает — отсутствие мучика…
— Мученика? — не понял Федя.
— «Мучик» — это «мужчина», — перевел Белявский. — На Анином языке. «Жечка» — «женщина». Анна Вадимовна у нас крупный специалист по гендерным отношениям, социальным… Анна Вадимовна у нас человек государственный. Я-то мелочь, по мелочи помогаю Анне Вадимовне…
— Мучик в русской семье, — невозмутимо продолжила Анна, — потерянное звено.
Он ушел… причем ушел как можно быстрее, пока ребенок маленький, так что жека воспитывает ребенка сама. Сама кормит, сама обеспечивает, сама ростит …
Если он не ушел — значит, умер. Сам умер — как в первой истории, от болезни: от сердца, от рака, от туберкулеза… Погиб — в тракторе перевернулся. В драке зарезали, застрелили, на стройке упала балка. Погиб на войне.
Но даже если мучик остался в семье, все равно его нет. Жека — вот она, рулит: платок в цветах, кофта в горох, — она в доме хозяйка! А мучик где? Да где-то сбоку припеку, на сундучке, с ободранной лысиной: бутылку сунули ему — он доволен. Как соску…
Дмитрий Всеволодович, сидевший напротив Анны и рядом с Лелей, наклонился к уху своей соседки (как будто из вежливости — чтобы не перебивать жену) и тихо что-то сказал или спросил.
Анна приподняла подбородок — и ее голос тоже зазвучал несколько выше:
— Затем жека едет в Москву. Из деревни, из Липецка, из Тамбова; первопроходец — она! Завоеватель — она…
— Как pelerinage! — Федя увлекся сравнением. — Как… странствующий рыцарь!..
— Странствующая рыцарь. Она — рыцарь, она странствует и воюет — он дома прядет… то есть пьет, то есть соску сосет.
Но однажды она возвращается. В голубой кофточке. В ореоле. «С Москвы!» Она в центре внимания, на ней отблеск цивилизации…
— Тепло, тепло!.. — подал голос Белявский.
— И, вернувшись, что она получает как приз? Что она завоевала в итоге странствий? Мучика. Обратили внимание? мучик моложе ее на три года. Это статистика: чаще и чаще мужья — младше жен. И не у творческой интеллигенции, а в самом что ни на есть суконно-посконном народе. Как думаете, почему?
Потому что мучик быстро приходит в негодность. Он пьет. Он болеет. Его надо брать, пока еще что-то шевелится, — то есть теплого из-под мамки. Жека больше не выходит за -муж, за большого и сильного мужа — наоборот, она мужа берет под себя, подбирает: по сути, усыновляет мучика как ребенка…
— Горячо! — тыкнул вилкой Белявский, энергично разделывавший эскалоп. — Что-то еще у тебя, Ань?.. Все? Федор!
Федор глянул на Дмитрия Всеволодовича исподлобья.
— Я боюсь, что мы слишком… — заговорил он с некоторой запинкой, — боюсь, что вы смотрите на поверхность, одну поверхность — в то время как сущность кроется в глубине… Россию вы видите в первую очередь как страдающую. И вы правы: церковь тоже молится о России как о «многострадальной». Но также и «богохранимой»…
— Какой-какой?
— Богохранимой, — как можно тверже повторил Федор. — Россия — страна богохранимая.
— Как-то посредственно она «хранимая»… — хмыкнул Дмитрий Всеволодович.
— А в чем это проявляется, Федя? — внимательно уточнила Анна.
— В Православии. В вере. В терпении. В простоте. В Божьей искре…
— Федя, вы говорите «в терпении», — мягко прервала Анна. — Но по опросам — я видела в том числе и закрытые данные — больше трети российских жителей эмигрируют, если им предоставят такую возможность. Если брать образованных горожан трудоспособного возраста — больше пятидесяти процентов. Вы видите здесь «терпение»?
— Во-во, — подключился и Дмитрий Всеволодович, — что это за «богохранимое» государство, откуда все население хочет свалить? Храним для кого? Для китайцев?
— Боюсь, — не отступал Федя, — у ваших выводов ненадежная база: представьте, что к вам с опросным листком подходят на улице — разве станете вы исповедовать глубину? Совершенно напротив: эту внутреннюю глубину каждый истинный русский ревностно бережет! чтобы не загрязнить тот источник живой воды, который в этой глубине испокон веков бьет и никогда не иссякнет!..
Дмитрий Всеволодович закряхтел.
Анна, до сих пор довольно сочувственно слушавшая Федора, тоже как-то пригорюнилась.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу