Через несколько часов, едва дождавшись того утреннего времени, когда спать уже стыдно, а работать еще не хочется, Карина начала обзванивать подруг, знакомых, родственников. Радость Карины превращалась в общую радость, подруги спешили с советами, а дальняя родня без обиняков высказалась, что наконец-то свершилось: думали, не дождемся от Никиты ничего путного — загулялся в холостяках, а это нехорошо; ну да ладно, родился сын — и слава Богу.
Вечером бурно праздновали. Карина впервые почувствовала, что отчужденность между Федором и Никитой проходит, что общие заботы начали их сближать, а первый день жизни маленького мальчика будто объединил разных людей в прочное сообщество. И это сообщество называется семья. Так и сказала Карина, держа в руках бокал шампанского, посматривая то на сына, то на Федора, то в зеркало, словно примеряя на себя новое звание, звание бабушки. «А зеркало запылилось», — подумала Карина к концу вечера, провела пальцем по стеклу и, всматриваясь в свое изображение, уловила на зеркальной глади движение какой-то тени. Оглянувшись, поняла, что в комнате никого и что зеркало не запылилось. Совсем не запылилось, а наоборот — сверкает отшлифованной поверхностью как новое.
«Ты прости меня, милая, я не мог не быть с тобой в этот день. Это и мой внук пришел в твой мир сегодня. Не хотел пугать тебя. Тень в зеркале — эка невидаль. А ты глазастая у меня. Заметила. Всех обрадовала ты сегодня, всем сообщила. А вот меня даже не вспомнила. Ничего, я не в обиде. Федор так Федор. Да и пора тебе, в самом деле: год прошел, сын устроен, внук родился», — Саша не мог понять, печаль или радость тревожат его и заставляют метаться от явной стороны к неявной. Вот и с зеркалом вышла нелепость какая-то. Будто напомнить о себе решил. Нельзя. Поздно на людей обижаться.
Вадим Иванович вернулся из командировки расстроенным. Цель командировки так и оказалась недостигнутой, переговоры дважды срывались, а эти наглые норвежские партнеры еще и нахамили напоследок, забыв и о протоколе, и о традиционных для подобных встреч застольях. «Жмоты и хамы», — думал раздраженно Вадим Иванович, разбирая пакеты с подарками для Вероники. Один из пакетов выскользнул из рук, перевернулся, и на полу оказалось легкое платье, свободное и цветастое. Вадим взял его в руки, погладил, приложил платье к щеке и обернулся к зеркалу, любуясь яркой тканью. В этот момент и вошла Вероника.
— Он трансвестит, точно говорю! Сама видела, — Вероника почти кричала на Люсю, которая смеялась и все просила повторить, как Вадим примерял женское платье, и была ли у него на лице косметика, и вообще, может, подарить ему на Восьмое марта колготки.
Устав объяснять Люсе серьезность своих опасений, Вероника положила трубку, вспомнив испуганно-недоуменный взгляд мужа. «Быстро он нашелся, — Вероника усмехнулась, глядя на груду подарков, — что ж, притворюсь, что поверила, и приму все это с благодарностью. А он, если уж так ему срочно нужно было на работу, пусть работает. Хоть до утра». Вероника перебирала вещи, разглядывала сувениры, но то платье, с которым крутился муж возле зеркала, отложила в сторону. Минуту подумав, туго свернула и спрятала в обувную коробку. Как свидетеля чего-то неприличного.
Подарки обычно смягчали горечь переживаний из-за неполучающейся беременности. Но не сегодня. «А был ли он действительно у врача? И если был, то почему свой „положительный“ результат не продемонстрировал мне? Не тот он человек, чтобы промолчать и отмахнуться, если у него все в порядке», — Вероника, немного порывшись в записной книжке, отыскала наконец нужный телефон и набрала номер амбулатории.
Глава 17. Он не открыл окно и не закричал
Непогода стучала в окно непрерывающимся дождем.
«Барабанит и барабанит, — Борис мучительно преодолевал желание открыть окно и закричать, что есть силы: „Уймись! Да раздвинь эти жуткие тучи и дай свет, сил нет жить в этом унынии…“» Он не открыл окно и не закричал.
Он выскочил на улицу. Пробежав несколько метров, остановился, будто вспоминая что-то важное, затем медленно пошел вдоль дороги. Рядом шли люди, сновали автомашины, переключался светофор, заставляя либо остановиться, либо продолжить движение.
— Они не просто букашки, они — дрессированные букашки: остановились, поехали, остановились, пошли, люди, машины. Что уставился? Не с тобой разговариваю! — Борис заметил, как трусливо отпрянул от него прохожий, фыркнул и твердо ступил на мостовую. — Я заставлю вас мыслить, я заставлю вас понимать, я заставлю вас быть людьми или… уничтожу!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу