Павел Шмелев - Истории Дальнего Леса

Гун больше не страдал и всего за месяц работы в Дальнем Лесу излечился от скуки и меланхолии. Как бываю в Дальнем Лесу, обязательно навещаю Гуна, о погоде говорим. Он целыми днями на метеостанции пропадает: магия магией, а хочется во всем разобраться самому. Теперь он в этом деле большой специалист. За сводкой погоды все к нему идут. Он рядом, а боги — далеко, да и не резон беспокоить богов и отвлекать их от дел небесных по каждому пустяку.

Вот только, возвращаясь в наш мир и особенно посещая родину, я все поражаюсь, почему Бог оставил эту землю без всякого внимания. Ведь это же чистое наказание: на какое горделивое и пузатое существо, на государеву службу поставленное, ни посмотрю, так мгновенно флюгер вспоминаю. Разодетые в пух и прах, они с важным видом держат нос по ветру и с необычайным рвением поворачиваются в ту сторону, куда им скажут…

Однажды я отдыхал в своем небольшом саду теплым весенним вечером в то удивительное время, когда летняя, почти африканская жара еще не взяла в плен все наши окрестности. Действительно, редкое время в наших североамериканских просторах, где весна столь редкая гостья.

И в этот вечер ко мне пришли два удивительных гостя.

Первый был бел и пушист до безобразия. Не поймите меня неправильно, он не был безобразен, просто чертовски бел. Имя пушистого гостя я узнал позже, и, что удивительно, стоило поменять только одну букву в его имени, как получалось слово, которым на моей далекой родине называли приятно или не очень приятно поразившее событие.

И был этот гость просто песец. И совсем не полный. Аккуратный такой, по утрам делал зарядку, чистил зубы (а иногда и по вечерам). В общем, вполне цивилизованный песец.

Второй гость был явный артист. Он все хотел меня удивить неземной песней. И это ему в конце концов удалось.

Гортанным уханьем разнеслась над нашим сонным поселком весенняя песня петуха-глухаря. Как он сам мне назвался, так я его и записал, уж не обессудьте, господа натуралисты, натуроведы, натуропаты и прочие природокопатели. Сам он не мог полностью насладиться своей неземной красоты песней, так как не слышал ничего, оглохнув от недавно посетившей его любви. Любовь, скажу я вам, и не на такое способна. Кто говорит, что она зла, кто говорит — добра. Каким боком она к вам повернется, неизвестно — дама капризная…

Ну так вот, второй мой гость, этот глухарь по имени Иннокентий, был особенно красив: разноцветные перья переливались и играли на солнце. Но, как многие истинные красавцы, он казался глупым в несколько большей степени, чем красивым. Свалились эти гости с холодных северных Командорских островов через какую-то природную аномалию прямо в мой сад. и всё удивлялись: как, и почему, и куда они попали.

Решив не испытывать терпение и не вызывать излишний интерес соседей, находящихся в сложных отношениях со всем сказочным, я решил взять своих новых гостей в Дальний Лес, куда мы и направились после того как малость перекусили. Как-никак, дорога предстояла дальняя.

Описывать дорогу не буду — это совсем не интересно да и вряд ли поможет кому-либо. В далекие сказочные места попасть легко тем, кто верит в сказки. Мы все рождаемся с этой верой, но со временем она уходит от нас, а ее место занимает холодный цинизм под маской иронии. И тем, кто потерял веру в сказки на жестоких перекрестках судьбы, не помогут никакие путеводители все равно.

На самом краю Дального Леса встретили мы художника Василия в неизменном малиновом берете. Случилось это в первую половину дня, так что он был в процессе накопления впечатлений для новой серии инсталляций.

Рядом с ним куда-то торопливо семенил неугомонный выдренок Константин. Он дополнял Василия, скорее всего, как исконный житель Дальнего Леса, далекий от высокого искусства. Пока художники витают в облаках и гоняются за своими музами, кому-то надо собирать хворост да орехи. Поэтому Константин чувствовал себя очень уверенно, не сбивали его с ног ветра перемен да природные катаклизмы.

Вот и в этот раз, посмотрел выдренок опытным оценивающим взглядом на новых персонажей и сразу понял, что глухарь ему не товарищ, потому что с искусством и всевозможными творцами ему всегда было сложно общаться. По крайней мере, с Василием он находил общий язык только после полбутылки березового сока. Второй же гость понравился ему сразу — этакая пушистая и белая бестия, но по-своему красив.