Ольга Трифонова - Запятнанная биография (сборник)

Катя была против этих опасных мероприятий, кричала на Бабушку, повторяя слово «статья» и «я председатель сельсовета» , но Бабушка делала вид, что не замечает, как они собираются «по колоски».

Колоски собирали для Сережи и его братика, и была в этой затее какая-то опасная тайна. Валяющиеся на земле колоски почему-то нельзя было собирать, и как только в поле зрения появлялась бричка председателя колхоза или бригадира, а еще хуже — верховой, нужно было бросать торбу, набитую колосками, и бежать.

Такое случалось редко, и все же Габони бдительно следил за дорогой. Но однажды наскочили верховые, догнали самого высокого и худого Сережу и очень сильно исхлестали его плетками.

Бабушка выхаживала его несколько дней, носила в их землянку возле ставка еду или посылала кого-нибудь, а вечером обязательно приходила сама и чем-то мазала длинные красные рубцы.

Она вообще любила Сережу, и Лесе однажды досталось из-за него.

Бабушка всегда сажала Сережу с братом вечерять, и как-то все побежали в кино, а Леся замешкалась, и Сережа, конечно, тоже возле нее. А Габони это кино вообще даром было не нужно, он ждал Лесю, чтобы проводить.

Леся покрутилась возле зеркала и — на двор. Бабушка за ней: «А вечерять?»

— Ну баб, нам некогда, — заныла Леся. — Мы в кино опаздываем!

— Успеете. Хлопчики, идите сидайте за стол!

И, когда мальчики ушли в хату, хлестнула Лесю хворостиной по ногам.

— Дурка!

Какие мелочи помнятся! Какие давние времена!

Девчонки бывали иногда без трусов. И тут надо было ловить момент. Кое-что можно было увидеть, если повалиться на спину. Девчонки, думая, что он играет, садились около него на корточки и трепали его по животу, а он в это время разглядывал их пахнущие чем-то прекрасным письки в золотистом пушке.

Много чего происходило за лето.

Мальчики разгрузили на станции платформу с суперфосфатом и на заработанные деньги вечером устроили девочкам угощение — купили в станционном буфете «ситро» и пирожки с печенью.

А через несколько дней у них на ногах образовались от суперфосфата жуткие язвы. Первый заметил язвы Габони и начал их лизать — лечить. Правда, Митьке Леваднему не стал лизать: у него есть свой пес для этого — Мальчик, но Мальчик не лизал, сказал, что противно. А Габони было не противно.

Печаль потихоньку подступала после Яблочного Спаса, потому что близился день ее отъезда.

Когда же все кончилось? В то последнее ужасное лето. Когда вернулся Илько. А за ним Дядя Ваня.

Но вернулся он не Дядей Ваней, а Иваном. Он тогда еще размышлял, отчего люди так сильно меняются. У них, собак, никто не менялся до самой старости; ослабевали, дряхлели, но характер оставался прежним.

Например, Мальчик. Он всегда был шкодливым и, по сути, недобрым к людям.

Однажды он устроил пожар. Тамара сдуру разожгла маленький костер около скирды сена, что-то там вроде варила. Край скирды уже занимался, но Мальчик, вместо того чтобы позвать кого-нибудь из взрослых — Бабушку или Ганну, ну Фомку в крайнем случае, позвал Лесю, а в скирде была нора, которую вырыли девочки, это была пещера для игры.

Как уж этот мерзавец заманил Лесю в пещеру, неизвестно, но скирду потушили с помощью ненавистных штундистов — соседей Гусарей и Овчаренко, и мало того, что Леся чуть не сгорела, ее еще и выпороли розгами: хитрая Тамара сумела все свалить на нее.

Леся долго плакала в дальнем углу сада под калиной, и он слизывал ее слезы.

Мальчику тогда здорово досталось. Даром что он был меньше лохматого пса, но драться умел, так вцепился ему в морду, что чуть не порвал глаз, да и порвал немного веко, честно говоря.

Они не общались после этого долго, и Мальчик вылаивал из-за забора, что он презирает его за любовь к зассанке: «Беги, беги выслуживайся, урод!»

Габони не отвечал, а потом, когда москвичи уехали, они помирились.

Но печаль все-таки потихоньку подступала после Яблочного Спаса, хотя впереди еще был любимый им праздник — мазали хату.

А на Спас он провожал Бабушку в храм. Она шла торжественная, нарядная, в белоснежной хусточке с белым узелком в руках, а в узелке — яблоки.

У храма собиралось много собак со всех концов округи: из Кута, из Сталинской, где в храме был склад Заготзерна; один приходил даже из Бабушкиной родины — из Бодаквы.

Обменивались новостями, полушутливо грызлись, старшие расспрашивали малолеток, откуда пришли да у кого во дворе обитают.

Да, мазали хату… Обычно в конце лета. Помочь приходили друзья, весь день кипела работа, а вечером садились во дворе за длинный стол, организованный из досок, и почти до рассвета пили, ели, пели.