Ольга Трифонова: Запятнанная биография (сборник)

— А я куда?

— На кухне ляжешь.

— На чем?

— Ну в ванную.

— В ванну в прямом смысле?

— Конечно.

— Я в ней не умещусь, и жестко.

Виктор хотел сказать, что перегородка очень тонкая, он будет все слышать, но промолчал. Яков всегда шел до конца.

Ванная комната была выгорожена из некогда большой комнаты Виктора. Вообще-то ванны в этом огромном несуразном доме, носящем среди жителей квартала название «Красной коммуны», находились прямо в кухне. Виктор помнил, как ее прикрывали отполированные долгой службой доски, он любил сидеть на них, наблюдая, как мать возится у плиты. Когда не стало отца, потом очень скоро матери — подселили соседей. Деятельного Глебушку с женой и двумя детьми. Глебушка сгоряча решил идти дальше и выселить Виктора в полуподвал к дворнику Крысину. Но Крысин встал намертво, грозился Глебушку изуродовать, а Виктор пошел на прием к отцовскому министру — дом был ведомственный. Министр принимал по ночам. Сидел, прикрыв ладонью глаза от яркого света люстры, прилепившейся, как огромный паук, к потолку.

Виктор изложил свою просьбу: оставить за ним комнату. Это походило на детскую игру «Да и нет не говорите, черное с белым не берите». Не упоминались ф о р м у л и р о в к и, но министр все понял. Не отнимая ладони, сказал: «Это ведь так: нынче голова в кустах, а завтра грудь в крестах. И наоборот. Я знал твоего отца. Иди и живи и учись как следует».

Ужасным было — «знал».

Глебушка не унимался. Когда Виктор уехал на летние сборы, он живо переставил ванну, оттяпав у соседа десять метров. Зато «удобство» получилось просторное, и Глебушка вечерами проявлял там фотографии.

Вообще-то они оказались вполне сносными соседями: не шумели, не дрались; выбиваясь из сил, растили малюток, не задавали лишних вопросов, а по праздникам приглашали к себе и угощали пирогами, винегретом и спиртом, который Глебушка приносил со своего номерного завода.

После ухода Якова и Василия долго не мог уснуть. Слишком много выпил, и проблема фанерной перегородки волновала ужасно. Не из-за просьбы Якова: из-за письма Зины. Как им будет? Глебушка засиживался со своими фотографиями допоздна. Выход пришел безумный и замечательный. Он выложит кирпичную стену. К приезду Зины, к ее переселению успеет. Надо только потихоньку натаскать кирпичей и научиться класть. Кирпичи можно брать на стройке возле Миусского сквера, в заборе наверняка есть лаз. Класть научит Василь.

Он нашел лаз и носил кирпичи в портфеле всю ночь. На рассвете его увидел пленный немец-строитель. Они стояли и молча смотрели друг на друга. Потом немец засмеялся, погрозил и показал пальцами решетку.

— Сам знаю. — Виктор вытащил папиросы, положил на кирпичный блок, нахально поднял с земли чей-то мастерок и ушел в дыру, прикрытую болтающимися на гвоздях досками. Он носил кирпичи три ночи кряду, и все время его не оставляла мысль: не воспользовался ли немец дырой, которую он ему показал. Если воспользовался и его поймали, то, конечно, укажет на Виктора — и Виктора очень быстро найдут. Приведут собаку или пойдут по всем соседним домам. Ужасно, если немец окажется диверсантом или крупным военным чином. Он думал и строил. Научился сам. Василь пропал куда-то, на зов не пришел. На стройке Виктор прихватил цемента и песку, пропорцию раствора установил экспериментальным путем. Днем строил, ночью корпел над многообещающей статьей. Конечно, нужно бы сходить к Николаю Николаевичу, рассказать ему все, показать результаты, но не теперь.

Спал по три часа в сутки, и от этого все стало зыбким: мысли, предметы, его, Виктора, поступки. Сколько раз он поражался потом, как смог написать такую блестящую, ясную, изящную работу. Ведь в булочной однажды попросил «Пи».

— Пить? — переспросила испуганно девушка.

— Нет, нет, — очнулся Виктор, — это я так.

Три целых четырнадцать сотых, убежал немец или не убежал, донес или не донес? Как-то, много лет спустя, спросил компетентного товарища, были ли случаи побегов пленных немцев?

— Я не слышал, — ответил компетентный, — это же нация орднунга, взяли в плен — надо работать, никуда не рыпаться.

Поздно вечером в дверь позвонили длинно, требовательно. Стена была почти готова — уродливое крепкое сооружение. Метнулся почему-то к фотографии, хотел снять. Выпускники Промакадемии, среди них отец и те, имена которых преданы проклятию. Фотография сохранилась у тетки, выпросил и повесил, дурак.

Звонок прозвонил еще длиннее, еще настойчивей. Отскочил от стены, судорожно сгреб листы со стола, свернул в трубочку, вышел в коридор, бесшумно шмыгнул в уборную, спустил воду, листочки засунул за черную трубу. Эварист Галуа. Он станет Эваристом Галуа номер два: приложение теории групп к интегральным уравнениям Вольтерра.