Дэвид постоял на. пороге, прислушиваясь к звукам их дома: где-то подтекал кран, натужно гудел старый холодильник. В комнате пахло духами и почему-то детской присыпкой, со спинки стула в углу свисала комбинация. Дэвид вдохнул их запахи, ее и Джека, решительно закрыл дверь и направился дальше по узкому коридору. Он не говорил Розмари, что дверь не заделана, но и никогда не входил в нее. Для него это был вопрос чести – то, что он ни разу не злоупотребил ее доверием и не вмешивался в ее личную жизнь.
В то же время, ему нравилось знать, что дверь есть.
Надо было бы еще поработать, но Дэвид спустился вниз. Его кроссовки стояли на заднем крыльце. Он надел их, плотно завязал шнурки и вышел к фасаду дома. Джек стоял у шпалеры, обрывая цветки розы. Дэвид сел на корточки и притянул мальчика к себе, ощутив его нежную тяжесть, ровное дыхание. Джек родился в сентябре, рано вечером, когда только начали спускаться сумерки. Первые шесть часов схваток Дэвид сидел с Розмари, играл с ней в шахматы, ходил за кубиками льда. В отличие от Норы, Розмари не прельщала идея естественных родов: при первой возможности ей сделали анестезию, а когда схватки замедлились, она потребовала что-нибудь стимулирующее. Во время очень сильных схваток – перед самыми родами – Дэвид держал ее за руку, но в родильное отделение не пошел: не хотел смущать Розмари. Зато он первым после юной матери взял Джека на руки – и полюбил мальчика как своего собственного.
– Ты плохо пахнешь, – сказал сейчас Джек, отталкивая Дэвида.
– На мне старая грязная рубашка, – объяснил Дэвид.
– Идешь бегать? – спросила Розмари.
Она сидела на корточках и стряхивала землю с рук, – очень худая, просто тростинка. Дэвида беспокоило, что она живет в таком сумасшедшем ритме, полностью выкладывается и в школе, и на работе. Розмари вытерла испарину со лба, оставив на нем грязный след.
– Да, побегаю. Видеть уже больше не могу эти страховки.
– Я думала, ты кого-то взял на эту работу.
– Взять-то взял, и, думаю, она с успехом справится, только ей не удастся начать раньше следующей недели.
Розмари понимающе кивнула. Она была еще очень молода, всего двадцать два года, но на редкость тверда и решительна и держалась с уверенностью гораздо более взрослой женщины.
– Сегодня экзамен? – спросил Дэвид.
– Последний. Двенадцатое июля.
– Точно. Я и забыл.
– Ты был занят.
Он кивнул с чувством неясной вины, странно встревоженный названной датой. Двенадцатое июля. Время бежит так быстро.
Розмари пошла учиться после рождения Джека, тем же мрачным январем, когда Дэвид бросил работу в знак протеста против того, что человеку, который более двадцати лет был его пациентом, отказали в приеме из-за отсутствия страховки. Дэвид открыл собственную практику и принимал абсолютно всех, со страховкой и без, даже если приходилось работать даром. Пол закончил колледж, Дэвид давно рассчитался со всеми долгами и мог делать что хочет. Ему, как в прошлом веке, платили кто чем, иной раз натурой или работой по хозяйству. Он рассчитывал еще лет десять принимать пациентов каждый день, а потом начать постепенно снижать нагрузку, пока его физическая активность не ограничится домом, садом, походами в магазин и парикмахерскую. Пусть Нора продолжает носиться по всему земному шару, как стрекоза, – это не для него. Он пустил корни, прирос к месту.
– Сегодня экзамен по химии, – сказала Розмари, снимая перчатки. В зарослях хмеля гудели пчелы. – А еще я хотела сообщить одну новость…
Она одернула шорты и села рядом с Дэвидом на теплые бетонные ступени.
– Звучит серьезно.
– Так и есть. Мне вчера предложили работу. Хорошую.
– Здесь?
Она помотала головой, улыбаясь Джеку, – тот решил пройтись колесом и упал, растянулся на земле.
– В том-то и дело. В Харрисбурге.
– Рядом с матерью, – с упавшим сердцем проговорил Дэвид.
Он знал, что Розмари ищет работу, надеялся, что она останется в Лексингтоне, но понимал, что вполне реален и переезд. Два года назад, после внезапной смерти отца, Розмари помирилась с матерью и старшей сестрой, и те мечтали, чтобы она вместе с Джеком вернулась в родной город.
– Именно. Работа для меня идеальная: по десять часов четыре раза в неделю. Плюс будут платить за мое обучение. Я смогу стать физиотерапевтом. Но главное, у меня будет больше времени на Джека.
– И помощь, – сказал Дэвид. – Мать будет помогать. И сестра.
– Да. Здорово, правда? А потом, я, конечно, люблю Кентукки, но все же я здесь не дома.
Читать дальше