Въехали в Москву. Дождя здесь не было, но поляк забыл выключить дворники, и они продолжали мотаться по сухому стеклу, дробя картину Кутузовского проспекта.
— Я не думал, что у вас еще такие… такие… — он подыскивал слово, — патриоты остались.
— А это потому, что вы у нас только со всякой сволочью якшаетесь. Остановите, — велела я, завидев вход в метро.
Он послушно остановил машину, я вышла, бросив ему на сиденье мятый трояк. Он что-то крикнул вслед, за городским шумом я не расслышала что и не обернулась.
В метро, прислонясь к черному стеклу с надписью «Не прислоняться!», я соображала, к кому поехать поделиться произошедшей историей. Но выходило — не к кому. Муж круглосуточно сторожил на «Мосгорснабсбыте» за себя и за меня, Лиса с Толиком и дочкой были на даче, Витька в санатории, Игорь мотался по делам стройотряда, Светка с Галкой готовились к экзаменам у родителей — обе были из Подмосковья.
Нерассказанная сразу, потом история притухла и подзабылась. Не до нее было. Последние институтские годы мелькали, как в тумане. Болезни малыша, учеба, экзамены, диплом, защита, распределение. Вот и два года еще канули в вечность.
Летом сухого, полыхающего пожарами 72-го мы ехали в тот самый закрытый городок, куда отправилась когда-то Маринкина соседка.
Поезд не столько шел, сколько стоял. Горели торфяники и леса вдоль всей России. Иногда огонь подходил совсем близко к железной дороге, а длинные языки пламени перекидывались через полотно, образуя огненную арку. И тогда ехать было нельзя. Поезд останавливали, и пока тушили опасное место, проходило два, три, а то и четыре часа. Потом поезд трогался, и до следующей стоянки за окнами то там, то здесь взметывались к темному небу огни пожарищ, и думалось: «Как война!»
Вообще в ту дорогу много думалось. Новые люди, новая жизнь. Какая-то она будет? Все начиналось сначала, а старое, привычное как будто сгорало в страшных и однако невообразимо красивых пожарах на летящей мимо земле. Сгорало навсегда.
Но так думать не хотелось, да и несправедливо было. Оставалась память, оставались друзья. Конечно, нас теперь разделяло расстояние: Галка еще на дипломе уехала по распределению, Игорь, Витька, Светка остались в Москве, а Толик по обмену специалистами и вовсе отбыл в Австрию вместе с семьей. Конечно, приехать к нам они не смогут, потому что городок, где мы будем работать, закрытый, и без спецпропуска в него не попасть. Но я-то ведь могу бывать в Москве! И Толик с Лисой туда вернутся. Ясное дело, видеться мы будем редко. Но что это, в сущности, меняет?!
Потом мысли перетекли на предстоящее. Еще не виденный город ученых воображался по книгам и фильмам про физиков со множеством по-разному интересных и умных людей, среди которых не могут не найтись друзья. Тут мысли начинали путаться, плыть, сон легко смывал их остатки вместе с впечатлениями и переживаниями последних длинных суток в пути. И только огненные всполохи все мелькали и мелькали перед закрытыми глазами.
Громадный оборонный научно-исследовательский институт и городок при нем были совсем не такими, как представлялось. Единственно похожи были заповедные сосновые леса, в которых утопал и сам город и разбросанные вокруг него здания института. Но люди… Они не имели ничего общего с теми замечательными физиками, героями моих школьных лет, одним из которых я тогда хотела стать.
Да и встретили нас так, будто мы здесь никому не нужны. Долго мытарили с работой, чтоб куда-то приткнуть. Вместо обещанной квартиры дали по койке в общежитии. Естественно, в разных комнатах, почему некуда было привезти малыша, и он обитал у бабушки в деревне, где ему по здоровью оставаться до зимы было никак нельзя.
Чувство ненужности, обиды, разочарования. Високосный год!
Мы взбунтовались и потребовали перераспределения. Тем более, что Витька писал из Москвы о возможности устроить нас в Протвино или на «Мезон», только открывающийся в Подмосковье не то НИИ, не то завод, а может, то и другое вместе.
Витькины письма… Ах, эти Витькины письма! Они спасали нас от отчаянья.
«Очень прошу вас, ребята, держитесь, не расстраивайтесь и не вешайте носа. Если вас не сломали 6 лет в МИФИ, то я не верю, что это произойдет в полгода в вашем богоспасаемом городишке».
Возможно, благодаря этим письмам, сломались не мы, а местное начальство. Мы выстояли, получили жилье, привезли малыша и мою маму, жизнь стала улаживаться.
Но — боже мой! — как мало мне было одних писем, как не хватало встреч, разговоров, того же кафе «Дружба».
Читать дальше