Юрий Поляков - Небо падших

– Кто это? – взревел Гена, вскакивая и чуя неладное.

– Какая-то Галина Дорофеевна!

И хотя Галина Дорофеевна даже на сверхзвуковом истребителе могла очутиться в Майами не раньше чем через четыре часа, уже через двадцать минут срочно вызванное такси увозило рыдающую Оленьку в международный аэропорт.

А еще минут через сорок появилась Катерина, свежая и невинная, как дуновение бриза.

– Боже, что тут случилось? – всплеснула она руками. – Я вызову полицию!

– Где ты была?! – заорал я, испепеляя ее одним глазом (второй подзаплыл).

– Я? Я летала с Брайеном смотреть место для прыжков… Вы спали, он меня и попросил. А где Оленька?

– Это ты сказала им, что Геннадий звонил министру?

– Я? Что я, ненормальная! Я только похвасталась, что он живет с ним в одном доме… Я же не думала…

– Стерва-а-а!

…На следующий день я провожал Гену в аэропорту. На его мужественном лице наклеек было больше, чем на чемодане. Сам я нацепил темные очки.

– Спасибо за отдых! – буркнул он.

– Извини, что так вышло…– проблеял я, чувствуя, как кредит АЛКО-банка подергивается туманом неизвестности.

– Да ладно… Как ты думаешь, почему Галина Дорофеевна не перезвонила?

– А почему ты ей не перезвонил?

– А что я ей скажу? Не умею я врать…

– Тогда скажи, что после конференции тебя уговорили полетать, и при посадке подломилось шасси. По-моему, убедительно…

– Ага, и тормозил я мордой по бетонке…

– Примерно.

– А про Оленьку? Может, сказать, что она случайно в номер зашла?

– Ну конечно! В Майами русским девчонкам больше делать нечего, как в номера к летчикам заходить! Скажешь: она официальный переводчик конференции и ее прислали вместе с доктором, чтобы переводить при оказании медицинской помощи.

– В номере?

– А где еще – в морге?

– Думаешь, поверит?

– Если любит, поверит!

– А Катька? – вдруг забеспокоился он.– Она ведь, стерва, все нарочно устроила. Она все может – позвонить Галине Дорофеевне или даже факс прислать… Ты мне сам рассказывал!

– Не волнуйся, при первой же попытке я удавлю ее телефонным проводом!

– Смотри! Она же настоящая стерва. Бросил бы ты ее!

– Брошу,

– Нет, я серьезно… Я не хотел тебе говорить… Но ты понимаешь, Оленька мне жаловалась, что Катька к ней приставала…

– В каком смысле?

– В каком… В прямом. Она говорила, что мужики ее вообще не интересуют – она с ними только ради денег. А на самом деле ей еще со школы нравятся длинноногие брюнетки с маленькими титьками.

– Так и сказала?

– Так и сказала…

– Вот сука!

– Брось ее…

– Ты еще до Москвы не долетишь, а я ее брошу…

– Слушай, а с чего начать… Галине Дорофеевне?

– Начни с выполнения супружеского долга… Прямо в прихожей!

– Смешно сказал, – улыбнулся Гена, и у меня снова появилась надежда вырвать кредит у «АЛКО-банка».

…Катерину я застал в убранном номере. Она сидела на диване и накручивала телефонный диск. Я вырвал у нее аппарат и с размаху ударил по лицу так, что она пискнула.

– Поняла, за что?

– Поняла, – прошептала она.

– Если ты позвонишь Аристову домой и не дай Бог что-нибудь скажешь его жене, тебе конец. В прошлом году здесь акула сожрала девицу. Во всяком случае, ни ее, ни акулу так и не нашли. Поняла?

– Поняла, – кивнула Катерина и улыбнулась разбитыми губами.

– Спим в разных комнатах! – приказал я. – Если хочешь, могу вызвать для тебя проститутку – брюнетку с длинными ногами и маленькими титьками!

– Как скажешь, Зайчуган…

Утром, когда я зашел в ее комнату, Катерина старательно зашивала мою разодранную рубашку, выброшенную вечером в мусорное ведерко.

– Прости меня! – еле слышно проговорила она.

– Никогда. Дай сюда иголку!

– Зачем?

– Дай!

Она нагнулась, перекусила нитку и протянула иголку. Я взял теплое жальце, попробовал пальцем острие и выкинул в окно.

– Почему? – удивилась она.

– Не твое дело. Когда-нибудь поймешь.

– Я понимаю: мы расстаемся. Ты меня теперь обязательно выгонишь. Аристов для тебя важнее. Но я хочу, чтобы мы расстались друзьями. Конечно, я много о тебе знаю, но ты можешь быть абсолютно спокоен…

– А я и так абсолютно спокоен. Это ты теперь переживай и оглядывайся!

– Зачем ты меня пугаешь? Я виновата перед тобой. Я сорвалась. Наверное, это какая-то болезнь, вроде наркомании. Я тебе никогда не рассказывала, но у меня это давно. Я даже пыталась разобраться, когда это началось. Если бы надо мной в детстве кто-нибудь издевался или растлевал, тогда все было бы просто и понятно. Но с меня все пылинки сдували. Даже на злого учителя ничего не свалишь: учителя меня обожали! Я долго копалась в себе, даже к врачу ходила – и вспомнила, когда это началось. В восьмом классе. Отца отозвали из Парижа в Москву – и я стала ходить в школу рядом с домом. Мы тогда жили в самом конце Ленинского проспекта. Понимаешь, в Париже у меня было очень много школьных друзей…