Игорь Бурлаков - Столичный миф

Конечно, может быть, рост города прекратится. Так бывает в мире: в Нью-Йорке последнюю станцию метро построили в 1942 году. Больше город не рос. Но мы не англосаксы. Мы берем числом.

Больше людей — больше налогов. Это первый резон. Людям органически присуща активность. Они все равно что-нибудь будут делать в силу своей человеческой природы. Строить, производить, создавать. Значит — платить налоги.

Второй резон — большая плотность населения позволяет точнее настроить общественные механизмы. Найти на каждую потребность своего человека. Отделам кадров есть кого просеивать. Есть из кого выбирать — больше генетических вариантов. Территория начинает жить интенсивнее — и опять же, больше приносить дохода. Наполеону девятнадцатого века нужны были большие батальоны. Современным Наполеонам нужны большие города.

Так что, скорее всего, город будет расти. И через пятьдесят лет, когда Окружная станет чем-то вроде Садового, здешняя архитектура будет казаться архаичной и почтенной просто в силу своего возраста. «Старый центр» — будут уважительно говорить об этих белых шестнадцатиэтажных домах.

Народ будет смотреть и видеть в них свою Историю. Здесь станут гулять парочки, чтобы позаимствовать, взять напрокат недостающий им всегда романтизм. Ах, романтизм! Поминая тебя, имеют в виду «итальянистость», а обходятся часто всего лишь «цыганщиной».

Так вот, из романтических домиков на гуляющих туристов, раздвинув занавески, будут глядеть аборигены. Местные жители будут гордиться своей пропиской, и проклинать свое неудобное жилье одновременно, и говорить друзьям за чашкой чая, что в Центре жить стало совсем невозможно, и что они мечтают разменяться куда-нибудь в Голицыно или в Лобню. Там тихо, там свежий воздух. Там можно бегать по утрам, не будучи токсикоманом. Но, на самом деле, по своей воле они на это никогда не пойдут — потому что без Центра для них жизни нет.

Пожалуй, стоит прожить каких-нибудь пятьдесят лет, чтобы увидеть это все своими глазами. Путешествия во времени — самые дешевые и комфортабельные. Живешь-живешь, а мир за окном меняется сам собою.

Но пока лишь чернеют поля там, где умные московские головы уже мыслят полутораметровые канализационные трубы и прикидывают будущие станции скоростного метро. Пока здесь мокрые лобастые поля. С редкой прозеленью. Весна почти кончилась. Так, мелкие детали остаются. Все уже почти сделано.

Шесть дней назад со спящей земли Весна за кончик стащила белую простынь. Что говорить, к концу зимы покровы измяты и весьма нечисты. Их не жалко смывать дочиста. Нет травы, нет листвы поначалу. Но черному телу недолго быть голым. Земля просыпается. Моросит дождь, и все, что может расти, — растет.

Моросит дождь, и кажется под вечер, что это осень вернулась. Странная неопределенность черной весны. Чье сердце вынесет осень, зиму и снова осень? Приходит в сумерках такая тоска…

Но сегодня к утру Весна подарила дымку. На пустые окна повесила зеленый тюль. Развернула припрятанную листву. Вот и все. Шестого мая к полудню весна кончилась почти вся.

Ниночка жила в поселке в пяти километрах от аэропорта. Слишком близко жила — чтобы спать ночью крепко, позабыв напрочь о самолетных двигателях. И слишком далеко — для того, чтобы на работу ходить пешком. Хотя вряд ли б она решилась идти в аэропорт пешком.

Летом на обочине слишком пыльно. Мелкий песок и пыль тянутся вслед грузовикам. Коричневая пудра кружится и липнет к лицу. После такой прогулки надо мыть голову и чистить туфли.

Зимой, весной и осенью машины в пять минут забрызгают с ног до головы жидкой дорожной грязью. Она масляниста на вид, черна на цвет и едко-солена на вкус. Гвоздики в обуви от нее ржавеют. Если не смазывать сапожки касторовым маслом, то скоро на их коже выступят белые кристаллики.

Поэтому Ниночка никогда не ходила на работу пешком. Ведь с утра и до позднего вечера напротив ее дома останавливается автобус. По весенней распутице скользкие глинистые следы гусеничных тракторов тут и там пересекают асфальтовый проселок. Натыкаясь на них, автобус пускается в слалом. Страшно — ух!

В аэропорту Ниночка оформляла грузы для своей турфирмы. Сидела Ниночка вместе со сменщицей в маленькой комнатушке на втором этаже, прямо под неоновой надписью «Москва» — если смотреть со стороны летного поля. Черный письменный стол, два стула: на гнутых трубках натянуты два клочка темной клеенки с мелкими дырочками — сиденье и спинка. Вот и вся обстановка; не считая полупустой чашки кофе на столе перед телефоном.