Фигль-Мигль - Ты так любишь эти фильмы

Носы задёргались. Теперь меня осуждали, отложив на время скорбь и тревогу. Елена Юрьевна подобралась ко мне со стаканом воды и заботливо вручила.

— Денис…

Как это в стиле цыпочек: пытаться утешить того, кто в утешении не нуждается, а утешении в их исполнении — тем паче. Я что-то нечленораздельно промяукал.

— Кто мог подумать, — говорит самая простая из тёток, — что такое случится именно с нами?

Гы! Действительно, кто?

— Сейчас никто не может чувствовать себя в безопасности, — говорит один кретин.

— При этой власти никто и никогда не будет чувствовать себя в безопасности, — говорит одна мымра.

— Господи, ну при чём здесь власть? — говорит Елена Юрьевна.

— Гы! — говорю я.

— В благоустроенных государствах люди ни с того ни с сего не падают на лестницах, — объясняет кретин.

— В благоустроенных государствах лестницы тоже благоустроены, — объясняет мымра.

— Может быть, — говорит цыпочка, — за нашу лестницу несём ответственность всё же мы, а не государство?

— Гы! — говорю я.

— Вы постоянно защищаете преступный режим, Елена Юрьевна, — говорят ей. — Очень жаль, что ваша лояльность вам не зачтётся. Преступные режимы, они такие. На лояльность не посмотрят.

— Вам, Елена Юрьевна, даже хуже будет из-за вашей лояльности.

— Но я всего лишь сказала, что власть — и преступная, и не преступная — не отвечает вообще за всё!

— Не преступная — не отвечает. А преступная — ещё как!

Этот гиньоль прекращает только появление директора. Он входит и добивает педсостав вышколенной решительностью взгляда. Йес, йес, йес. В другой раз на это приникни плечо, потерянная овца. Сегодня, ради твоего же блага, тебя погонят хворостиной.

— Итак, коллеги. Вы уже знаете. На всякий случай прошу вас не покидать пока школу. Все необходимые перестановки обсудим завтра с утра на педсовете. Напоминаю, Пётр Евгеньевич, «с утра» означает «перед уроками». А сейчас, думаю, самое время вспомнить о детях. Приглядите за своими классами. Если возникнут вопросы, с вами будут разговаривать в индивидуальном порядке. Денис. Пойдёмте ко мне.

На покойном (привет тебе, великий и могучий) диване директорского кабинета я расслабился и постарался наконец взглянуть в несулящее будущее. Намёк на индивидуальные разговоры меня подтолкнул.

— В учительской звучало популярное слово «посадят», — сказал я. — Вы считаете, это убийство?

— Не будьте смешным. Это несчастный случай. Просто специфика нашего коллектива заставляет людей рассуждать так: «Безусловно, Анна Павловна могла упасть, поскользнувшись. А могли её и толкнуть. С людьми, которые шпионят, такое случается».

Это были новые подробности из тётианиной жизни, но я промолчал. Хотя и следовало возразить. Как честному человеку и, не последнее, племяннику, сказать, что шпионить, вынюхивать, совать свой нос — не стиль Анны Павловны. Это происходило само собой, в пассивном залоге: обнаруживалось, становилось явным, выплывало на свет божий.

— У школы будут проблемы?

— С поиском нового завуча — определённо, — говорит директор. Он сидит без пиджака за своим столом и безучастно разглядывает собственные запонки. — В этой связи я куда сильнее убит горем, чем, например, вы. Найти среди года хорошего завуча — я уже не говорю, уровня Анны Павловны — невозможно.

— Нельзя быть убитым сильнее или слабее.

— Да. А подразумеваемых вами проблем с законом, уверяю, не будет. Превращать несчастные случаи в криминальные берутся только самые дешёвые и опустившиеся сценаристы. У сил правопорядка другие задачи в этой жизни.

— И другие капустники. А я подразумевал проблемы с законом?

Директор смотрит очень корректно.

— Вы ведь Анну Павловну терпеть не могли, — невозмутимо говорит он. — Это, разумеется, не моё дело, но должен сказать, что у любого действия — если это поступок, а не случайность, — есть мотивация. А вот у несчастных случаев мотивации не бывает, в этом их непреходящее очарование.

Симпатия, которую он у меня вызывал, сильно скукожилась, но не исчезла бесследно. Я решил не задираться.

— Так что будет со школой?

— Со школой всё будет в порядке. Собственно, что-либо произойти с ней может только вследствие прямого попадания авиационной бомбы.

— Обитель зла.

— Я знаю одного губернатора, — сказал директор после паузы. — Успокойтесь, не в нашем городе. Много лет знаю. Его как минимум раз в год выводят из служебного кабинета в наручниках. Прокуратура, журналисты, фанфары, можете себе представить. Только проходит пара недель, месяц, и он вновь сидит в своём кресле. Мне кажется, и он, и его люди, и, конечно, население даже скучают, когда следующего ареста нет слишком долго. Это у них что-то вроде местночтимого Нового года. Вы слышали о местночтимых святых? Почему тогда и особо ярким местным злодеям не удостоиться своеобразного почитания?