Алексей Беляков - Пепел и песок

— Каком семинаре?

— На «Кадропонте».

— Черт, я и забыл о нем уже.

— Осталось два дня до отъезда.

— Давай не поедем. Ну их. Зачем они нам?

— Я никогда не была на море.

— Тогда полетим. Ты плавать совсем не умеешь?

— Нет.

— Значит, у меня будет семинар для тебя одной. Искусство плавания и песочного зодчества.

— Почему ты не раньше не ездил на «Кадропонт»? — она открывает окно и внимательно смотрит вниз, на крохотного дворника-таджика.

Я укрылся до подбородка желтым покрывалом: не надо видеть при утреннем солнце мое жалкое тельце.

— Я никуда не езжу. Был один раз в Каннах.

— Все считают это гордыней.

— Я знаю, пусть.

— Тебе не хочется славы, чтобы узнавали в электричках?

— Катуар, мне хочется только тебя.

— Серьезно, почему?

— Ты останешься здесь навсегда?

Катуар подходит к бюро, опускает ладонь в песок черной вазы:

— Как можно задавать такие вопросы девушке по имени Катуар?

— Останешься?

— А я знаю, почему ты не ходишь по красным дорожкам.

— Почему?

— Ты боишься.

— Покушения? Мести придурков из «Союза Б»?

— Нет, бычок-песочник. Ты боишься сам себя. Своей хромоты, роста, некрасивого лица.

Дозволю ворваться флешбэку. Ярославна из Канна, вперед!

Столик на Лазурном берегу, начало сценария. Ярославна поднимается, ветер вздымает ее белую юбку, обеими руками она усмиряет порыв и заканчивает губительную фразу:

— Тебе вообще нельзя появляться на красной дорожке. Все смеяться будут. Сиди тут и пей пиво. И наслаждайся своим сраным арт-хаусом.

Стоп. Снято. Все утопить.

— Катуар, почему я слушаю то, что ты говоришь? Ты же обижаешь меня… Но мне не обидно. Как назло…

— Потому что это говорю я. И на велосипеде ты ездишь потому, что тогда не так заметен твой рост и совсем не видна хромота. Так?

Она отпускает на волю горсть песка из черной мраморной вазы. Садится на тахту, подогнув глубоко одну ногу под себя. Чуть покачивается на ней.

— Так, Катуар. Ты же все знаешь. Все. Даже страшно.

— И женщин у тебя не было никаких, если не считать жены Хташи, так?

— Да и ее можно не считать. Но откуда ты все это знаешь? Желтой прессе моя жизнь совсем неинтересна, а кто еще мог рассказать?

— А откуда я знала, что Божена с кладбища была портнихой, а Амалию Альбертовну звали Ами?

— Откуда? — Приподнимаюсь, но Катуар легко толкает мое плечо и я снова повержен. — Откуда? Я давно хочу все это понять!

В мрачной ванной звонит мой телефон. (Да, Бенки, телефоны всегда звонят вот так, на краю обрыва. Такая у них привычка.)

— Я принесу, не вставай, — улыбается Катуар. — Тебе нужны силы.

— Не надо, пес с ним.

— А вдруг что-то с дочкой стряслось, ты не думаешь об этом?

Она включает свет в ванной и, голая, делает несколько рыбьих пируэтов. Ныряет, достает телефон из моих коротких штанишек, что свернулись на полу, возвращается на цыпочках, отдает мне добычу.

— Блин, это Йорген. — Я отворачиваюсь от телефона. — Бесит, бесит.

— Возьми трубку и все!

— Алло… Привет… Да, сплю… То есть не сплю… Ладно, все хорошо… То есть не просто хорошо, а… Сценарий? Нет, не пишу… А так. И не буду писать. Тебе привет от Катуар. Я нашел ее. Вдруг… Именно вдруг… Нет, не буду… Трезвый, да. И наконец, счастливый… Нет, я не Марк. Не Марк! У меня есть свое имя наконец.

Квартира Ами.

Трехкомнатная гавань с видом на Москва-реку, ставшая четырнадцать лет назад моим убежищем от мымры Хташи и ее уроков хороших манер.

Ами раскладывает пасьянс истлевшими картами на синей бархатной скатерти.

— Послушайте, юноша, если вы так любите кино, я должна познакомить вас с одним своим приятелем. Он священник.

— А я не…

— Неверующий? Это неважно. Отец Синефил причастит каждого, кто любит кино. У него просто божественный архив. Что в наше бандитское время вы увидите в кинотеатрах?

— Можно смотреть на кассетах.

— Можно. Но отец Синефил еще и читает проповеди — о режиссерах, актерах, киноискусстве. Только сыр к нему нельзя приносить, потерпите?

— Да.

— Опять не сошлось! — Ами спресовывает карты сухими пальцами и бросает колоду в черную вазу. — И еще вам надо избрать новое имя, не мирское.

— Зачем, Амалия Альбертовна?

— Ами! Просто Ами. Сколько можно повторять? Теперь о вашем имени. Оно никуда не годится для сценариста. Что такое Александр Романов? Это все равно, что Сергей Иванов, Алексей Павлов, Дмитрий Борисов. Никто и слушать не станет человека с таким именем! А кто пойдет на фильм по сценарию Александра Романова? Если кто и пойдет спьяну, то покинет зал сразу после титров. Давайте назовем вас иначе.