Андрей Диченко - Аномалии.INFERNO

— Так точно, Николай Иванович! Да! Но… — на этот раз послышались короткие гудки. — Но как же письменное подтверждение… — произнес уже сам себе оператор и надел черную кепку. Протерев носовым платком лицо, он двинулся в кабинет начальства сообщать указания из Москвы.

Здание Оперного театра выглядело футуристическим и чуждым провинциальному Минску. Оно возвышалось белым пятном на фоне деревянных построек, где проживало простое население. Недавно открытый, театр пользовался популярностью у всех слоев советского общества. Билеты на спектакли раскупались уже через несколько часов после их появления в кассах города. И вечерами, одевшись в свои лучшие для того непростого времени наряды, люди колоннами шли в Театр оперы и балета на «Князя Игоря», «Евгения Онегина», «Лебединое озеро». Конечно, большинство присутствовавших на показах слабо представляли себе, кто такими были эти древние князья и какой вклад сделали в историю их непонятного Отечества. Единственное, что каждый четко уяснил, была догма о том, что есть вечный Ленин, принесший всем свободу и равенство, которые, вероятнее всего, пребывали в каком-то метафизическом и почти неуловимом состоянии.

Дежурный ввалился в помещение оперативной бригады. Бойцы НКВД курили, пили чай и рассказывали друг другу анекдоты, порочащие строй. Считая себя карающим мечом партии, они были полностью лишены страха перед системой, которая для своего сохранения нуждалась в них.

— Срочный приказ из Москвы! — слегка запинаясь, прокричал дежурный. — Поступила информация, что в Оперном театре завтра собирается контрреволюционный элемент, который, по настоянию и приказу Вождя нужно обезвредить! — отчеканил последние слова дежурный, наблюдая реакцию своих коллег.

— Что ж, во имя революции! — произнес один из них и поднял небрежно лежащий черный китель и темно-синюю кепку. Застегнув ремень на поясе, он произнес:

— Я доложу Борису Давыдовичу Берману и начну формирование оперативной группы. — После этих слов офицер государственной безопасности залпом допил горячий чай, и слегка поморщившись, вышел из помещения.

Дежурный, глядя на то, как остальные чекисты начали между собой о чем-то перешептываться, решил покинуть кабинет и вернуться на свое рабочее место. Завтра всех ожидал немалый объем работы, который, по приказу из Москвы, нужно было выполнить.

Утро следующего дня было солнечным. Голубое небо без единого облачка до самого горизонта.

В этот прекрасный летний день в центральном штабе НКВД чекисты белорусской столицы усердно смазывали оружие, проверяя его на дееспособность и готовились к своей привычной работе — устранению врагов народа.

Судя по официальным данным, спектакль намечался на шесть часов вечера, поэтому все оставшееся время чекисты потратили на разработку операции по захвату врагов народа.

— И штобы ни одна мразь не ускальзнула! — с белорусским акцентом говорил майор НКВД Булочкин, с энтузиазмом взявшийся за подготовку к операции.

Ближе к шести часам вечера несколько грузовиков и автомобилей «ГАЗ», более известных как «черные воронки», двинулись к Оперному театру. В это самое время уже находившиеся на месте офицеры руководили оцеплением театра с целью не допустить побега врагов народа.

Когда здание было взято в кольцо, первый отряд из девяти человек вошел через парадную дверь, застрелив возмущающуюся билетершу.

Зал был забит до отказа. На всех рядах, несмотря на погашенное освещение, виднелись надетые красные галстуки пионеров, которые с умилением смотрели оперную постановку.

В то время, как майор Булочкин и его расстрельная команда, поднялись на сцену, свет в зале включился, и около всех выходов замаячили офицеры НКВД, вооруженные стрелковым оружием. На всякий случай вокруг здания были расставлены пулеметчики.

Майор Булочкин подошел к микрофону и произнес:

— Вы все арестованы по обвинению в контрреволюционной деятельности! Просьба соблюдать спокойствие…

После этих слов зал наполнился беспокойным ропотом. В основном, были слышны детские голоса, чьи обладатели слабо себе представляли, что такое «контрреволюционная деятельность».

Где-то с середины партера, поднялась женщина в сером матерчатом платье и подошла к одному из командиров, шагающих по залу.

— Позвольте спросить, это же дети?.. Какие обвинения? Это, вероятно какая-то ошибка, — растеряно произнесла она. Офицер с отвращением посмотрел на нее, а затем промолвил: