Андрей Диченко - Минское небо

Ночные клубы — огни темной энергии ночного Минска. Это круто, когда ты выходишь из подъезда, смотришь на небо, подсвеченное отражениями ночных фонарей…

Я иду на тусовку, я иду на дискотечный движ. Я часть прогрессивной молодежи. Я винтик квинтэссенции бомонда. Я сегодня буду там.

Дует холодный осенний ветер, продувает черные в сеточку колготки и, как всегда, нагло задирает мою нескромную коротенькую юбочку. Ничего страшного, главное, дойти до клуба, а там уже будет хорошо и тепло. Там будут дяди с деньгами, жаждущие меня. Там я буду в центре внимания, между вспышками слепящих и манящих огней.

Сначала троллейбус — судя по его состоянию, мой ровесник, выкидыш последних пятилеток советской империи. Потом подземный переход. Запах блевотины и кошачьей ссанины. Переход — место укрытия от бдящей по ночам милиции.

Я сажусь в полупустой вагон метро. Поезд разгоняется и прыгает в тоннель, из которого выберется на свет следующей станции с осыпавшейся побелкой на потолке. В метро можно читать рекламу, а лучше — спать. Его сонная обстановка позволяет вспомнить недоделанное и трезво, вдали от бесполезной общественной массы, оценить происходящее.

«Требуются каменщики, кровельщики, прорабы… зарплата высокая». Я будущий учитель русского языка и литературы. Но это только в будущем. Сейчас я проститутка. Да, я обвиняю себя в этом, где-то презираю, что не смогла стать сильной волевой женщиной. Я не буду рассказывать внукам о том, как закалялась сталь моей жизни, поэтому ко всем своим целям я стараюсь идти путем наиболее легким, но, к сожалению, презираемым со стороны все еще консервативного общества.

А что мне оставалось делать?

Я не прораб и не строитель, не банковский рабочий и не депутат Национального собрания. Много денег у меня никогда не будет. Идеи, ради которой можно будет сказать смерти «да» — скорее всего, тоже. И что мне остается делать? Возвращаться обратно из света неоновых огней во тьму бесконечных и потерянных белорусских полей и лесов. Я смотрю в исцарапанное окно электрички. Обрывки света позволяют разглядеть мелькающие трубы, по которым в черных проводах бежит электричество — кровь города. Справа от меня сидит дядя в зеленом пальто и старомодной шляпе с узкими полями. Он читает газету, пробегая глазами по бессмысленным статьям серой повседневности. Мне ни к чему все это. Та повседневность, о которой пишут в газетах — ложная и иллюзорная. Настоящая правда у каждого из нас внутри, как Бог. Да, точно. Только в нас. Метро разгоняется еще быстрее, и мне становится немного страшно, что сейчас вдруг весь свет погаснет и мы окажемся во тьме, из которой выхода не будет. Да ладно, я и так во тьме, куда уже дальше-то?

Нет, уже близко следующая станция. И в вагоне приятный голос из динамиков сообщает о том, что надо присматривать в метро за своими вещами. Везде этот голос гонится за нами и предупреждает о чем-то тревожном. Складывается порой ощущение, что жизнь наша протекает в вечном страхе.

Я встаю и выхожу из вагона. На фоне играет попсовая музыка с текстом о том, как же все вокруг обалденно и прекрасно. Мелодия отражается от гладких стен помещения станции и становится такой же нереальной, как и сопутствующий ей текст. Я погружаюсь в один из пролетов этого хорошо освещенного минилабиринта, этого муравейника, где со мной находятся другие шатающиеся по своим причинам люди. Но среди серой массы я нахожу своих — таких же девочек в юбках и ярких кофточках, которые маршем ночных бабочек идут через врата хаоса.

Приближается следующая станция, только уже по Автозаводской линии. Минское метро — оно не такое, как в других столичных городах. Оно, построенное в восьмидесятых, отдает имперским пафосом и монументальностью. Оно — поглощает свет, как самое настоящее подземелье. И в нем ты чувствуешь простор и равновесие: никогда не бывает холодно и в жару всегда гуляет резвый сквознячок. А еще сухая пыль, от которой с непривычки хочется постоянно чихать и тереть и без того воспаленные глаза.

Глядя на все это броуновское движение людей и поездов вокруг, хочешь верить, что ты не одинока. Точнее, что ты не одна такая. А после этих поверхностных умозаключений жить становится намного легче. Но потом, правда, тяжелый груз вновь падает на грудь, обматывается вокруг шеи и тянет на дно, в канализацию, где и собрана вся правда этого города, да и любого другого.