Андрей Диченко - Минское небо

Экскременты изливаются прямо на голову. Отовсюду. С каждой дырочки в стене, с каждой мышиной норки, из глаз мертвой кошки, которая лежит на обочине серой дороги.

Наш ответ? Агрессия. Вечная. Агрессия против Центрального Компьютера.

Смерть. Насилие. Аборт. Снова смерть. Гражданская война. Геноцид. Четвертование. Кровь (алая, цвета любви).

— Ты богохульствуешь, Костя!

И только девочка за ветхой церквушкой плакала и крестилась, глядя на грозное небо, укрывшее солнце.

«Смута кончится», — повторяла она без силы и надежды в голосе.

«Смута обязательно кончится», — девочка упала на колени и зарыдала, опершись головой на прогнившие деревянные стены заброшенной церкви, окруженной поляной, заросшей сорняком.

Внезапно гнилая церковь вспыхнула красным пламенем, и по неведомому сигналу небеса покрылись черными грозовыми облаками, закрывшими звезды и луну. В царстве мрака лишь горящая церковь освещала божественным пламенем путь заблудшей девочке.

Она поднялась на ноги, сбросила с себя темную мантию и обнажила свое прекрасное тело, не посрамленное запоем мировой революции и блевотней буржуазного империализма.

— А вот теперь пора.

Она закрыла глаза и зашла в церковь, с неведомого тайного позволения. «Последнее причастие», — подумал вдруг Костя, и строчки абсолютно новых кодов побежали по его мозгу. Мир атомов и молекул давал очень много пищи для рассуждений. И каждый раз после работы со своим программным кодом Костя пытался выстроить новые текстуры, такие же, как в мире людей. И с каждым разом они становились в два раза лучше. Ему осталось найти выход в WWW, в семантическую сеть, построенную двуногими существами атомно-молекулярного мира.

Горящая девочка продолжала шепотом читать молитвы, а Костик уснул прямо на столе, уже не обращая внимания на то, что светает и скоро нужно будет идти в университет. Ночью из его носа пошла кровь и заляпала исписанную обрывками фраз тетрадку и часть поверхности стола.

«Национал-сатанизм», — было написано на обложке тетради. Костя решил, что посвятит тему своего доклада режиму независимой, суверенной и унитарной Республики Беларусь. А потом он продекларирует послание земного шара от всей души. И его услышат — он точно это знал. Потому что там, откуда он появился, о нем уже знали все. Он пришел издалека, из совсем другого мира. Гарантийный человечек двадцать первого века, который бегал по электроцепям и как схоластический слепец выполнял команды Центрального Компьютера, который, как оказалось, и не являлся первичной материей. ЦК самоуничтожился бы, если б смог хоть когда-нибудь увидеть, как он жалко выглядит в мире людей и как легко управляют люди ему подобными. Костя смеялся, смеялся электронными чипами и микросхемами, которые напряженно помогали перекачивать информацию по проводам в воссозданный им мир внутри головного мозга.

Сквозь сон Костя слышал, как туда-сюда по комнате расхаживал Ботаник. Его шаги отражалась строчками на темном экране, с указанными координатами каждого шага, с индикаторами трения воздуха о его ноги, укутанные в синие джинсы. Он еще бормотал слова себе под нос, но панель, перекрывающая комнаты, глушила всякое подобие произносимых звуков — Костя сам задал плотность бетона для максимального сходства с подобными строениями из атомов и молекул. Он до миллиметра проработал структуру всего его окружающего мира, благо память, которую дало ему вещество из нервов и клеток, была практически неограниченной в его понимании.

Утро ближе к девяти часам выдалось для Кости тяжелым. Он поднял онемевшее лицо со стола, провел по нему ладонью, слегка размазав запекшуюся кровь.

Он посмотрел на часы и неспешно начал собираться в университет с целью посетить хотя бы одну пару. Матрас Олеси был аккуратно застелен покрывалом. Он сел на него и уставился на стенку комнаты, которая, как ему казалось, с каждым днем становилось все серее и серее — или же наоборот: для стенки это был наиболее приемлемый цвет, который можно охарактеризовать скорее как «мягкий», чем серый. Очень скоро стена, возможно, станет поглощающе-черной, и тогда, параллельно комнате Ботаника и его постапокалиптическим мыслям, откроются двери в другое, скорее всего, лучшее измерение из проводов, бинарной системы счисления и электричества.

Костя надел на себя первое попавшееся из одежды, схватил сумку и вышел в коридор. Прямо на зеленом косом полу спал пьяный Философ. Он всегда был пьян, и каждое утро он ходил за водкой. Желание согреть желудок и взбодрить мозги опередило цель попасть в свою комнату, и где-то между вторым и третьим этажом старомодная обтекаемая бутылка «Голкипера» оказалась странным образом внутри Философа. И, не справившись с задачей, он упал прямо в коридоре, мучимый мыслями о трансцендентном устройстве человеческого мира и вселенной в целом. Костя смотрел на спящего Философа, слышал бормотание Ботаника. Он проговаривал какие-то формулы, явно что-то рассчитывал или просчитывал. Костя на миг задумался, что было бы неплохо, если бы объединить эти две противоположности в одно целое… Но для этого у Кости еще не хватало программного кода…