Марианна Грубер - Промежуточная станция

— Может быть, — ответил адъютант, — но не хочу говорить об этом. Твердый орешек для Учреждения.

— Большинство молодых людей вашего возраста предпочитает иные поприща.

— Моя слабость — потерянные вещи, — ответил адъютант.

Геллерт выпил.

— Что же, потакайте своей слабости, но смотрите, как бы однажды вам не пришлось стать единственным болельщиком в своей же игре.

Адъютант ушел, а Геллерт принялся рассматривать отпечатки, Мария Савари в качестве взломщицы вряд ли могла его заинтересовать, но дверь была открыта с помощью универсального ключа. Да, бывают такие дни, которые хочется вычеркнуть из календаря. Универсальный ключ такого рода имели только сотрудники водной полиции и Учреждения. Геллерт закурил сигарету, сделал несколько глубоких затяжек, потушил и взялся за вторую. К обоим ключам никому не было доступа, разве только агенту ИАС, внедренному в водную полицию. Тогда они должны, черт побери, знать, где Мария, и нечего им гонять его по всей округе. А может, ему больше не доверяют? Доверие предполагает нечто большее, чем общие интересы. Он снова приложился к джину с тоником и, сделав глоток, выплеснул остальное. Ему нужна ясная голова. Если ИАС не доверяет ему, значит, они используют его в качестве источника информации и одновременно пытаются держать в неведении. Да, бежать… бежать… А что, если Мария Савари сотрудничает с Учреждением? Этому противоречит их затея с психушкой, но ведь рано или поздно любой человек может сломаться. Только это уже из другой оперы.

Он сел за письменный стол и заставил себя углубиться в последние донесения. Ровным счетом ничего. На вечер была назначена встреча с одним из людей ИАС. Как просто было на обычной войне. Одна-единственная линия фронта, и невооруженным глазом видно, где находятся друзья, а где территория противника.

— Тупица! — громко аттестовал себя Геллерт. — Всегда был идиотом!

Война и впрямь раньше казалась ему игрой по четким правилам, пока однажды он не попал на ту сторону, за линию фронта, и не увидел своими глазами, каких дел могут наделать снаряды соратников, и не убедился, что раненые кричат точно так же, и крик этот не менее страшен оттого, что его издают враги. Таких войн, может, больше и не будет. Сейчас идет совсем другая война, линии фронта попросту не существует, и все время приходится опасаться чужих ушей, даже с самим собой лучше разговаривать шепотом. Раньше он считал себя способным судить о людях, все зависело от того, сумеешь ли ты схватить момент, чтобы понять главное: слабак перед тобой или сильная личность. Мария Савари не годилась в сотрудники Учреждения. Возможно, какой-нибудь чиновник забыл запереть сарай и не решился потом в этом признаться, а Мария оказалась в лодке, толком не зная, как попала туда. Игра случайностей.

Секретарша принесла папку с исходящей корреспонденцией. Он внимательно прочитал каждую бумагу, прежде чем поставить на ней свою подпись. Этот взлом не выходил у него из головы. Он должен добиться ясности, понять, что все-таки произошло. Не исключено, что Мария Савари сидит теперь в лагере, попав, как говорится, из огня да в полымя, и уже не имеет свободы передвижения.

Он снова вызвал адъютанта, уже в третий раз за день. Они вместе покинули здание полиции и сели в машину Геллерта. По дороге поменялись местами. Тормознули у какой-то стройплощадки, Геллерт быстро выскочил из машины, адъютант поехал дальше. Ему было велено колесить по городу не менее часа, а потом зайти в какое-нибудь кафе. Этой игрой они занимались уже не в первый раз, до сих пор она себя оправдывала.

Знакомыми обходными путями Геллерт дошел до своего второго автомобиля и вскоре уже катил по улицам. Немного не доехав до контрольно-пропускного пункта ИАС, как он язвительно называл про себя место встречи, Геллерт вышел из машины и двинулся пешком. На нем не было полицейского мундира, парик существенно изменял внешность, и агент мог узнать его лишь благодаря паролю.

Агентом оказалась женщина. Он смерил ее холодным взглядом. Женщины могут быть первоклассными агентами и великолепными друзьями, но эта ему не понравилась. Если женщина заражается фанатизмом, горе тому, кто имеет с ней дело. Отрешившись от всего, чем жила прежде, она становится настоящей бездушной машиной. Мужчины-фанатики тоже утрачивают все живые чувства, кроме ненависти, но они не отказываются от того, что составляет нормальную жизнь. Так уж они устроены: по началу со страстью отдаются какому-то делу, а затем теряют к нему всякий интерес. Сперва увлекаются одним, потом другим, и так всю жизнь.