Джон О`Фаррелл - Мужчина, который забыл свою жену

Незабываемоё лето 1997-го, газеты пестрят заголовками о молодом премьер-министре, у которого, разумеется, нет недостатков, и неисправимой принцессе Диане с её новым скандальным любовником. Мне ужасно неудобно в новом тесном костюме, я нервничаю, стоя перед юридической конторой — несколько спорный выбор места для нерелигиозной брачной церемонии. Мадлен не хотела традиционной свадьбы в церкви, не хотела белого подвенечного платья, подружек невесты и церковного органиста с его неизменной «Кантатой» для того, чтобы приветственно помахать ручкой всем родственникам.

— Она не беременна, просто очень увлечена политикой, — объясняла матушка Мэдди всем пожилым родственникам. — Привет, Джойс. Правда, Мадлен очаровательна в красном? Она отказалась от традиционного белого платья. Вовсе не потому, что беременна или…

— Мам, не могла бы ты прекратить рассказывать всем, что я не беременна?

— А что — неужели ты…

— Нет, просто это совершенно нормально — выходить замуж не в церкви.

— А я просто не желаю, чтобы люди подумали, что церковь отторгла тебя. Кроме того, они могут истолковать красное платье как знак… ну, ты понимаешь, знак того, что ты падшая женщина. — Последние два слова она произнесла трагическим шёпотом, как будто даже подумать о подобном неприличии стыдно.

— Падшая женщина! Это что, из Томаса Харди? На дворе девяностые, мам! И если женщина выходит замуж беременной, это никого не волнует!

— О, так ты беременна? — встряла тетушка Бренда. — Это очень хорошо, что ты всё-таки выходишь замуж, дорогая. Хоть незаконнорожденного не произведешь на свет.

— Она не беременна, Бренда, — отчаянно ринулась на выручку мама. — Просто очень увлечена политикой.

— Политикой?

— Ну, в том смысле, что она неверующая.

— Мама, я очень даже верующая. Именно поэтому… впрочем, неважно.

— Не позволь испортить этот день, Мадлен, — ласково проговорила тетушка Бренда. — Ты всё равно невеста, милая, даже если, хм, ну понимаешь… — И ободряюще кивнула в сторону животика Мэдди.

После того как на праздничном ужине тётушка совершила кружок-другой по залу, обходя собравшихся гостей, Мэдди пришлось то и дело рассыпаться в благодарностях тем из пожилых родственников, кто выражал восхищение её «цветущим видом», либо уверять их, что она «нисколько не устала» и — нет, одной порции ей вполне достаточно.

Забавный намек на «интересное положение» Мэдди трудно было забыть, и ещё пару лет мы хихикали над ним, но не как над обычными сплетнями, а вспоминая как потешный анекдот. Мы с Мэдди создали из этого эпизода настоящую легенду. Все мои яркие воспоминания, как правило, имели под собой подобную историю — подлинную либо несколько приукрашенную позднейшими пересказами.

Вероятно, это было справедливо и относительно других моментов свадьбы, которые я помнил, — картинки из того дня перемешались, точно цветные корректорские полоски. Я вспоминал, как Мэдди вальсирует с моим отцом, как галантно он ведет её по натертому до блеска паркетному полу — истинный король танцев. Подвыпивший Гэри воспроизводит каждое из движений «Танца маленьких утят», хотя диджей включил «Оазис». И Мэдди, прильнувшая ко мне в долгом объятии, уже на исходе вечера, перед тем как мы сядем в машину. Именно это объятие напомнило мне, что она меня любила и хотела прожить со мной всю жизнь.

Но одна из традиций свадебных церемоний всё же была соблюдена в точности — Мэдди и её отец последними вошли в зал регистрации. Появление невесты несколько задержалось, поскольку у самого входа в здание её остановил молодой адвокат и протянул конверт, на вид официальный. Он настаивал, что конверт необходимо распечатать и ознакомиться с его содержимым до начала брачной церемонии. В зале зазвучала музыка для торжественного входа невесты, встревоженная Мэдди торопливо надорвала конверт. Юридическое препятствие к заключению брака? Её суженый уже женат? Или он нелегальный иммигрант, мошенник, беглый каторжник? Дрожащими руками она извлекла содержимое. Открытка с лепреконом, радостно объявлявшим своё «Добрейшего всем утречка!»

Томограф урчал и гудел, а за стенками моего саркофага доктор Левингтон продолжала настаивать, чтобы я постарался вспомнить ещё что-нибудь важное. Я мучительно пытался представить свою мать, момент, когда я узнал о её смерти, или похороны, на которых я, возможно, был вместе с Мэдди и ребятишками. Я видел, как стою на маленьком деревенском кладбище, бросаю горсть земли на крышку деревянного гроба. Воспоминание предельно подробное — даже черные одеяния плакальщиц и одинокий удар колокола. Я мог запросто убедить себя, что так оно и было на самом деле, если бы к тому моменту уже не знал, что маму кремировали в большом муниципальном крематории. Но сцена классических похорон всё же нравилась мне больше, несмотря на абсолютную её иллюзорность.