Туве Янссон - Путешествие налегке

Дети почти не шевелились. Домик из апельсинов распался, и фрукты упали на пол. Один из них подкатился к самым ногам Веры Хэгер, она повернулась и ушла в спальню. Ее сестра читала, лежа на своей кровати.

— Не понимаю, — сказала Вера. — Не понимаю. Почему с нашими праздниками вечно что-то не получается. Даже с детьми…

— Возьми и почитай что-нибудь, — посоветовала Анья.

Лампа на ночном столике была зеленой — мягкий свет над изголовьем. Внезапно они осознали, что часы тикают.

— Пожалуй, можно потолковать об этом, — предложила Вера.

Анья не ответила. Ее очки отражали свет, так что не было видно ее глаз.

Она разрезала страницы по одной, и всякий раз, когда она клала ножик обратно на стеклянную поверхность ночного столика, слышался звон. В квартире же было очень тихо.

Вера Хэгер встала и открыла дверь.

— Они погасили свет, — прошептала она.

И тут в гостиной раздался львиный рык.

— Они играют, — сказала Анья Хэгер, — они играют в диких зверей. Так что не присматривай за ними. Им весело.

Внезапно она почувствовала, как бесконечно устала от своей сестры.

— Дети играют, — резко продолжила она. — Они не такие, как мы.

Лицо Веры исказила гримаса, и она, бросившись на кровать, заплакала. Ее небольшая головка вся была в жидких локонах, которые она предположительно никогда не могла разглядеть в зеркало. «У нее нет затылка, — подумала Анья. — Абсолютно». Вера надела очки и сказала, уставившись в книгу:

— Прости меня. Я ведь только говорю, что им весело. Праздник удался, они едят и рычат друг на друга. Светская жизнь — это джунгли, где все улыбаются и скалят зубы…

Произнося эти слова, она выдвигала ящик ночного столика, а сестра ее автоматически потянулась к носовому платку, высморкалась и сказала:

— Спасибо! Что ты имеешь в виду, говоря «скалишь зубы», о чем ты?

Анья Хэгер села на кровати и, глядя в стенку, произнесла:

— Светская жизнь ужасна, если не любишь тех, кого приглашаешь к себе домой. Улыбаешься, скалишь зубы, потому что боишься, Дети правильно поступают. Они устраивают темные джунгли и рычат.

— Не понимаю, — ответила Вера.

— Есть ли кто-нибудь, — спросила Анья, — есть ли хоть один-единственный человек, которого мы захотели бы видеть?

— Пытаешься поссориться со мной? — спросила Вера.

Анья ответила:

— Возможно. Но как раз не теперь. Я спрашиваю, чтобы знать. Ведь можно поговорить друг с другом.

— Мы никогда не говорим, — сказала Вера. — Мы только живем.

Они прислушались к звукам в гостиной, и Анья сказала:

— Это была гиена. Как ты думаешь, это гиена? Вера кивнула.

— Видно, что я плакала? — спросила она.

— Это видно всегда, — ответила ее сестра.

Она вышла из спальни и направилась в гостиную. Дети сняли обувку и заползли в темноте под стол, стулья, кресла и диван. Она слышала, как они рычали друг на друга. Двое затеяли драку, они катались, ворча, в неясной полосе света из прихожей.

Зазвенел дверной колокольчик, фрёкен Хэгер включила свет и открыла дверь. Дети вышли из гостиной и стали разыскивать свои плащики, сапожки и шапочки. Все время работал лифт, и в конце концов прихожая опустела, там висели лишь два длинных черных плаща. Пол гостиной был завален затоптанным серпантином и остатками торта. Анья собрала тарелки и вынесла их в кухню. Вера сидела у кухонного стола и ждала. Она сказала:

— Тебе незачем говорить, что праздник удался. Я устала оттого, что ты вечно говоришь одно и то же.

— Вот как, ты устала? — спросила ее сестра. — И я вечно говорю одно и то же?

Она осторожно поставила тарелки в раковину и прислонилась к с толику для мытья посуды — спиной к кухне. А потом спросила:

— Ты очень устала?

— Устала очень, — прошептала Вера. — Что ты хочешь, чтоб я сделала? Что-то неладно?

Анья Хэгер прошла мимо сестры, легко притронувшись к ее плечу.

— Ничего, — ответила она. — Пусть все остается как есть, уже слишком поздно. Слишком поздно для уборки. Мы пойдем и ляжем спать, а посуду вымоем завтра утром.

Она втиснула телефон в шкаф и заговорила как можно тише:

— Ты с ума сошел, звонить среди ночи! Здесь люди!

— Послушай, что я скажу, — произнес он. Голос его прозвучал будто чужой из-за того, что он пытался оставаться спокойным и не мог. — Я не стану называть тебе никаких имен! Не спрашивай… Но кое-кто позвонил, что мне надо пойти и взять ключ у кого-то… ты понимаешь… Это один человек, о котором они беспокоятся, а пойти не могут, потому что сами далеко.