Туве Янссон - Путешествие налегке

Роза бросила свою пачку сигарет, и это был жесткий бросок. Пачка угодила Елене прямо в лицо.

— Во-от как, — протянула Елена, не шелохнувшись, — во-от как, мышка может и рассердиться. Ну а как насчет зажигалки? Попытайся еще разок!

— Ты знаешь, — воскликнула Роза, — ты очень хорошо знаешь, что я не могу уехать и оставить ее одну! Это исключено. Мы достаточно говорили об этом. Нет никого, кто мог бы пожить у нее, пока меня не будет. Я не могу впустить к ней чужого человека!

— Хорошо, хорошо, — сказала Елена. — О'кей. Все ясно. Она не может держать у себя чужого человека. Она может только с тобой! Все ясно.

Роза поднялась.

— Ну, я пойду, — сказала она, чего-то ожидая…

Елена по-прежнему лежала, глядя в потолок, с незажженной сигаретой во рту. Где-то в доме играли на пианино, звуки доносились совсем слабо, едва-едва. Там всегда играли по воскресеньям, и всегда опереточные мелодии. Она подошла к кровати и щелкнула своей зажигалкой.

— Я все же пойду, — повторила она.

Елена подняла голову и, опершись на локоть, зажгла сигарету.

— Как хочешь, — ответила она. — Здесь не так уж весело.

Роза спросила:

— Налить тебе?

— Да, спасибо!

Она взяла стакан на кухне. Здесь не было занавесок, никакой мебели, все было только белым. Стоя посреди кухни, Роза почувствовала, что ее тошнит, у нее появилось ощущение нависающей катастрофы. Что-то противное надвигалось на нее, что-то неотвратимое. «Я не справляюсь с этим… Никому с этим не справиться. Но я ведь ничего не обещала, вообще ничего, ведь это была только игра, просто слова, Елене следовало бы понять, что это несерьезно… Я никуда не поеду! Ни с кем…»

— Что с тобой? — спросила рядом с ней Елена.

— Мне плохо. Меня, кажется, сейчас вырвет!

— Вот раковина, — сказала Елена. — Наклонись… Попробуй! Сунь пальцы в рот. — Ее сильные руки сжимали лоб Розы, и она повторяла: — Делай, как я говорю. Пусть тебя вырвет, может, тогда с тобой можно будет поговорить.

Потом она сказала:

— Сядь здесь. Ты боишься меня?

— Я боюсь разочаровать тебя!

— Единственное, чего ты в самом деле боишься, — это того, что ты виновата. Всю твою жизнь во всем виновата ты, и поэтому с тобой никогда не бывает весело. Я не хочу никуда с тобой ехать до тех пор, пока ты думаешь, что должна быть где-то в другом месте. И твоя мама тоже этого не хочет.

Роза ответила:

— Она не знает, каково мне.

— Конечно, знает. Она не глупа. Она пытается отпустить тебя на волю, но ты приклеиваешься накрепко и купаешься в собственной совести. Чего ты хочешь?

Роза не ответила.

— Я знаю, — сказала Елена. — Охотней всего ты поехала бы со мной вдвоем, и, как ни беспросветно было бы это путешествие, ты осталась бы довольна, потому что в этом не было бы твоей вины. Не правда ли? Ты была бы спокойна.

— Но ведь так не получается, — прошептала Роза.

— Нет. Так не получится.

Елена ходила взад-вперед по кухне; в конце концов она остановилась за спиной у Розы и, положив руки ей на плечи, спросила:

— Чего ты больше всего хочешь именно сейчас? Подумай!

— Не знаю!

— Не знаешь. Тогда я скажу тебе, чего ты хочешь. Ты хочешь поехать с мамой на Канарские острова. Там тепло и в меру экзотично. Врачи там доступны. И завтра ты пойдешь и забронируешь места в отеле.

Роза возразила:

— Но самолет…

— Он благополучно сядет, она наверняка выдержит. А теперь иди домой! Скажи ей об этом!

Елена увидела, как лицо сидящей перед ней разглаживается от неслыханного облегчения, оно стало почти красивым. Отпрянув, она сказала:

— Не надо благодарности. Ты — мышка. Можешь теперь потанцевать на столе. Но хотя бы радуйся, пока танцуешь.

— А потом?! — воскликнула Роза. — А что потом?

— Не знаю, — ответила Елена. — Откуда нам знать, как все у нас сложится?! Некоторые королевы правят очень долго.