Виктор Шурлыгин - ПРЕОДОЛЕНИЕ

Всегда.

В любую минуту.

Вот тогда, собственно, и начался этот негласный спор, молчаливое соревнование. Не сговариваясь, приятели почти одновременно написали рапорты с просьбой разрешить сдавать экзамены в Военно-воздушную академию. И вечерами стали изучать иностранный, хотя и без академии, и без иностранного все равно читались отличными летчиками и им нужны были не вторые дипломы, а особая подготовка в вопросах стратегии и тактики военного искусства, такое знание языка, которое бы позволяло сразу, из первоисточника, черпать сведения о развитии военной техники за рубежом. Экзамены они сдали отлично и учились уже на первом курсе, когда в полк начали поступать новые машины. Саньке всепогодный истребитель-бомбардировщик поначалу «не показался».

– Утюг, – сказал он, все оглядев и ощупав. – И как такое бревно летает?

Но оказалось, «утюг» за считанные секунды преодолевает десятки километров, уничтожает любую цель: на земле, под землей, на воде, в воздухе. Летает в стратосфере и над верхушками деревьев. На максимальной скорости его просто не увидишь – земле остается реактивный гром да что-то похожее на отблеск молнии. На самой маленькой скорости, выпрямив стреловидные крылья, ползет чуть быстрее небесного тихохода. И вообще – машина что надо.

– Недостаток один, – сказал щупленький белобрысый лейтенант, пригнавший самолет с завода. – Посредственному летчику дается туго.

– Как это? – с места в карьер полез в спор Санька.

– Нужны глубокие инженерные знания.

– Академия Генерального штаба? Философский факультет МГУ? Кембридж? – Санька упорно хотел ясности. – Да я на любой машине взлечу самостоятельно!

– На этой – не сможете, – улыбнулся белобрысый.

– Я? Не смогу? Пошли на тренажер!

Вместе с новыми истребителями-бомбардировщиками в полк поступил и сложный тренажерный комплекс – несколько металлических шкафов с электронным оборудованием и вычислительными машинами, пульт инструктора и обычная самолетная кабина. Внешне тренажерный комплекс не смотрелся. Зато, не поднимаясь в воздух, на нем можно было летать! Совершать любой пилотаж, отрабатывать действия в аварийных ситуациях, полеты в зону, на полигон, по маршруту – все имитировали на земле хитрые электронные устройства, видеоэкраны и призмы. В кабине тренажера – точь-в-точь как в реальном полете – дрожали стрелки приборов, отсчитывая высоту, скорость, давление масла, температуру истечения газов, обороты турбины, курс… Вспыхивали и гасли сигнальные табло. Уходил на виражах куда-то в сторону горизонт, ревел двигатель, поддерживалась связь с землей. Не хватало лишь перегрузок. Натянув шлемофон, приладив ларингофоны, Санька проиграл в уме все этапы полета по кругу и, пристегнувшись ремнями, бодро нажал кнопку передатчика.

– Восемьсот первый готов показать класс!

– Взлетайте, восемьсот первый, – разрешил белобрысый лейтенант, занявший кресло инструктора у пульта.

Санька вывел до упора сектор газа и, когда турбина вышла на взлетный режим, отпустил тормоза. Взлетная полоса стремительно скользнула под фюзеляж, стрелка вариометра пришпоренной лошадью метнулась по циферблату, и – Санька даже ахнуть не успел – самолет набрал две тысячи метров.

– Выключите форсаж, восемьсот первый, – насмешливо сказал лейтенант. – Так можно и в космос улететь! Делайте первый со снижением.

Но едва Саня надавил красную кнопку на приборной доске, едва двинул ручкой управления и правой педалью, как в наушниках снова щелкнуло:

– Возьмите курс двести десять: слишком удалились от аэродрома!

Потом наступила тишина. Невыносимо долгая и тоскливая. Старлей доблестных ВВС впился глазами в приборную доску. По расчетам, он давно должен приземлиться и даже зарулить на стоянку. Но странно – ни неба, ни полосы не было видно. Перед фонарем кабины стоял мрак. Противный черный мрак. Да и приборы вели себя непонятно: резко, точно от удара, чиркнули стрелками по циферблатам и намертво застыли, будто их выключили.

– Земля, – неуверенно сказал Санька. – Как вы там? Я вроде уже должен приземлиться.

– У нас была минута молчания, восемьсот первый, глуховато, откуда-то издалека донесся голос белобрысого лейтенанта.

– Не понял.

– Вы врезались в землю в ста двадцати километрах от аэродрома!

Так трагично и бесславно закончился для Саньки первый полет. После второго старлей доблестных ВВС стянул мокрую от пота рубашку и, молча выслушав замечания белобрысого, ни на кого не глядя, снова полез в кабину. И снова «столкнулся» с землей на посадке. Кое-как приземлиться удалось лишь после четвертой попытки.