Виктор Шурлыгин - ПРЕОДОЛЕНИЕ

дважды Герой Советского Союза

летчик-космонавт СССР

Владимир ШАТАЛОВ.

Звездный городок.

Саня Сергеев, старлей доблестных ВВС, как он себя называл, рывком распахнув окно, высунул сердитое, разгоряченное лицо в отпылавшую листопадом осень. Точно окунулся в прозрачное, студеное озеро. Морозный воздух, клубясь, ворвался в комнату, но Саня не почувствовал холода – усевшись на подоконник, демонстративно глядел вдаль, хотя ничего интересного там не было. Обычные сумерки сиреневой рябью бежали по полю, по речке, по их дальнему, затерявшемуся среди леса аэродрому; ультрамариновая дымка, словно маскировочная сеть, медленно затягивала теменью прямую как струна взлетную полосу, ажурные антенны станции наведения, разноцветные стекляшки посадочных огней, зачехленные самолеты, полосатый домик СКП – стартового командного пункта. Все кругом меняло очертания, таяло, исчезало – выходной день, забросав землю пушистым ковром листьев, догорал в тишине и покое, как десятки других выходных дней, не растревоженных реактивным громом.

Не догорала лишь, не плавилась жгучая Санькина обида.

Обидчиком был капитан доблестных ВВС, воздушный снайпер и первоклассный летчик Володька Ропаев.

Капитан отказывался ему верить!

Сидел за нервной Санькиной спиной в глубине комнаты, напевал какую-то дурацкую песенку и отказывался верить: ждал ответа. Не просто ответа – поступка. И не просто поступка, а невероятного поступка, который бы разрешил их давний спор.

А что сногсшибательного мог совершить он, Санька?

Можно, конечно, запросто пройтись на руках по ограждению балкона, а потом крутануть сальто-моральто со второго этажа. Можно заложить у самой земли немыслимую фигуру сложного пилотажа…

Но разве Ропаева этим удивишь? Хмыкнет только, заокает: «В двадцать пять лет, то-оварищ старший лейтенант, по-одобное мальчишество несо-олидно». Нет, он ответит обидчику иначе – без страха и упрека вызовет на честный рыцарский поединок! В самых невозможных условиях! А расчетливый и логичный Ропаев – у Саньки даже дух захватило, когда он представил эту картину, – все просчитает и… откажется. Вот умора будет!

– Эврика! – Саня решительно спрыгнул с подоконника. – Я вызываю вас, капитан Ропаев, на рыцарский поединок!

– На поедино-ок? – сощурился Ропаев и, как гвозди вбивал, отрезал: – Тем самым ты расписываешься в собственном поражении!

– Наобо-орот, – с удовольствием передразнил Санька. – Тем самым я честно признаю, что первый раунд ты выиграл. По очкам. В арсенале тактических средств у нас, действительно, есть штучки на много порядков выше тех, что изобрели за океаном. И эти штучки меня, старлея доблестных ВВС, объективно делают сильнее любого противника. Тут спора нет. Речь о другом. Можешь ты, лучший снайпер полка, раздолбать из пушки новые пирамиды? – В Санькином голосе послышалась язвительность. – Те, особопрочные, что установили на полигоне вместо старых мишеней?

– Из пушки?

– Именно!

– Ракетным залпом могу, а из пушки…

– Из пушки!

– Не-ет, – спокойно протянул Ропаев. – Не мо-огу. И никто не может. Они прочнее любой брони.

– Ага, – Санька сверкнул глазами. – Струсил! Чего же тогда стоят все твои рассуждения?

– При чем тут пирамиды?

– Как при чем? Я хочу доказать: новая машина, которую нам доверили, – грозное оружие. Согласен?

– Очень грозное.

– И мы должны научиться владеть им настоящим образом.

– Ладно-о, – вздохнул невозмутимый Ропаев. – Давай считать. Начальная скорость снаряда известна… Вес снаряда известен… Приплюсуем сюда скорость полета самолета… Получается: запас прочности новых мишеней примерно в сто раз превышает разрушительную силу снаряда. Так и должно быть. Конструкторы ведь не дураки.

– Конструкторы считают эти мишени вечными. Ну и что?

– Как что? – изумился капитан. – А то, что из пушки их невозможно разрушить. Все равно что стрелять в медведя из пневматического ружья.

– Печально. – Саню покоробила математическая расчетливость товарища. – Печально, – повторил он. – Ты не пойдешь на медведя с пневматическим ружьем.