Виктор Шурлыгин - ПРЕОДОЛЕНИЕ

– Заманчиво, конечно, не скрою. Только какой из меня инструктор? Я же боевой летчик, Саня! Бо-е-вой! Да и года не те – тут в полку точку ставить надо. Это у вас, молодых, все впереди, – он весело, по-медвежьи сграбастал Саню и Наташку. – Желаем вам, как в народе говорится, счастья бочку, а через год сына и дочку. Больно замечательная вы пара! Верно говорю, мать?

– Точно, Никодимушка, – зарумянилась Вера. – Иголка с ниткой! На любой фасон жизнь и сошьют вместе, и заштопают!

– Держитесь друг дружки крепче! – сказал Громов. – Всё преодолеете!

Точно выполняя его наказ, они долго в тот вечер считали звезды, держась друг дружки, мечтали о будущем. Нить разговора то и дело рвалась, терялась; забыв о навигационных звездах, Наташка стала интересоваться водоемами, Саня взахлеб расписал маленькое лесное озеро, где рыбы – пруд пруди, загорелся, решил до зорьки идти на рыбалку. Наташка с бурным ликованием предложение приняла. Дома Саня приготовил спиннинг, блесны, разобрал на кухне раскладушку, но долго не мог уснуть.

Потом будто куда-то провалился, а когда открыл глаза, увидел белый свитер крупной вязки с широким воротником, синие затертые джинсы, озорную челку, выбившуюся из-под красной шапочки, смеющиеся глаза.

Наташка, стоя в дверях и, как заправский рыболов, орудуя спиннингом, стаскивала с него одеяло.

– Доброе утро, соня, – сказала Наташка. – Я приготовила кофе и бутерброды.

Сон окончательно прошел, он понял, что безнадежно проспал, волчком завертелся по кухне.

– Позавтракаем на берегу озера!

– А костер разведем?

– Если рыбалка будет удачной.

– Кто-то говорил: рыбы там – пруд пруди!

– Сейчас холодно, и рыба ушла на глубину.

– Бессовестный обманщик! Попробуй только не поймать щуку!

– Я поймаю целых три.

– А мне дашь половить? Я тоже хочу вытащить три щуки!

– Ты вытащишь пять.

– Нет, – она приняла соломоново решение. – Мне двух хватит. Женщинам нельзя быть удачливее мужчин. Это вызывает отрицательные эмоции у сильного пола.

– Я не буду сердиться.

– Все равно, хватит двух. Грубое превосходство женщине не к лицу.

Пока они говорили, раскладушка исчезла, наскоро умывшись, старлей доблестных ВВС натянул меховую куртку, бережно накинул вторую на Наташкины плечи.

– Ну, Саня, Кио так не сумеет.

– Школа, – он застегнул молнию. – Ты готова?

– Так точно!

– Слушай мою команду! Дистанция на одного линейного… Левое плечо вперед… Шагом… а-рш!

И, парадно чеканя шаг, первым вышел в коридор, прихватив на ходу приготовленный с вечера рюкзак. Наташка отважным солдатиком бросилась следом, но дистанцию на одного линейного держала только на лестнице. На улице сразу взяла Саню за руку, и до самого леса они шли держась друг дружки, молча и рядом, точно малыши на прогулке в детском саду, и Саня все время чувствовал маленькую Наташкину ладошку, очень маленькую и очень теплую. Мягким пожатием она благодарила, когда верный рыцарь поддерживал ее, короткими подергиваниями заставляла смотреть на темный лес, звенящий голым осенним шумом, расправив ладошку, забиралась в рукав его куртки, сообщая, что ей хорошо, и этот немой разговор был наполнен таинственным смыслом, понятным лишь им двоим. На узенькой тропинке разговор оборвался – Саня с неохотой отпустил Наташкину руку и шагнул вперед.

И сразу заметил, как черна земля, словно все кругом умерло, а мокрые, слежалые листья грязными комками прилипают к сапогам. Но постепенно облачное, слоистое утро делалось шире, наполнялось светом, небо становилось прозрачнее и легче, будто природа в истоме и неге пробуждалась после долгого сна. Потом небо совсем просветлело, заискрилось нежными полутонами, и за деревьями блеснуло озеро. Не все озеро – лишь тоненькая серебристая полоска, – но дыхание сразу стало неровным, они ускорили шаги, ощущая нарастающее нетерпение, наконец не выдержали, побежали.

– Подожди, Саня, – неожиданно остановилась Наташка. – Не спеши. Это ведь наш последний день. Самый-самый последний. Слышишь? Вода шуршит. С берегом разговаривает. Интересно, о чем они шепчутся?!

И замерла, прислушиваясь.

– Они прощаются до следующей весны, Саня. Как мы с тобой. Берег не может жить без волны – он ей одной постоянно верен, – а волна без берега. Вот она и вышла на песок из озера, и они печалятся перед разлукой.

Саня прислушался. Тихое, монотонное бормотание прибоя распалось на отдельные звуки – он различал какой-то неясный шепот, шуршание воды, набегающей на песок, короткие, чуть слышные всплески, глухие удары: волна дробно простукивала борта большой деревянной шлюпки «Пескарь», сделанной летчиками для рыбалки. Вокруг – насколько хватало глаз – медленно, неторопливо поднимался из тумана запоздалый день. Оживал лес. По зеркальной глади озера бесшумными парусинками скользили-отражались облака. На душе было просторно, чисто и грустно.