Муса Ахмадов - Дикая груша у светлой реки

— Хватит! Я убью тебя! — закричал Довт.

— Так убивай! Стреляй, — невозмутимо произнес Дени.

Довт почувствовал, что рука с пистолетом дрожит. Испугавшись («Нажмешь нечаянно на курок, и тогда случится непоправимое»), он опустил пистолет.

— «Стреляй!» У меня была возможность убить тебя, как только увидел… — глубоко вздохнул Довт.

— Почему же не убил?

— Не знаю… Не смог, хотя ты и причинил много вреда нашим ребятам… Эти дети…

— Что мы будем делать с этими детьми?

— Не знаю. Жаль детей… То, что между нами, можно решить и потом.

Довт заметил, что Дени несколько успокоился.

— Я тоже так думаю, — сказал он. — Давай сначала хоть поговорим с ними.

— Хорошо, иди первым…

— Опасаешься идти вперед?

— То, что мне можно доверять, ты сейчас видел. А кто знает, что у тебя на уме?

— Эх, чеченцы! — закричал Дени. — Вот о чем, оказывается, пелось в наших илли:

Шедший впереди Дени постучался, и голоса в комнате стихли. Затем мальчик постарше спросил:

— Кто там?

— Гура-Дада, — ответил Дени.

— А ты хороший человек?

— Гура-Дада плохим не бывает.

Шама открыл дверь и впустил их.

— Дети, не пугайтесь, мы вам ничего плохого не сделаем, — успокоил их Довт.

— Вас же двое, — удивился Мамед. — А где Гура-Дада?

— Гура-Дад двое, — ответил Дени.

— Он не таким бывает. У него белая борода, красная шапка, — недовольна Хеда.

— Сейчас же идет война. Во время войны нужно надеть военную форму, — попытался развеять ее сомнения Дени.

— А где тогда подарки? — ради подарков Мамед согласен простить им военную форму.

— И подарки есть, — достав из кармана завернутую в бумагу лепешку, Довт разделил ее на несколько частей. — Берите, дети, ешьте.

— И у меня есть для вас подарки, — Дени достал из кармана сыр, завернутый в бумагу. Подойдя к столу, он разрезал его на куски и раздал детям.

— Гура-Дады! Знаете, как мы раньше встречали Новый год? — спросила Хеда.

— Как? Расскажи, — повернулся к ней Дени.

— Все брались за руки и водили вокруг елки хоровод…

— И мы сделаем так же, подходите все, беритесь за руки, — согласился Дени.

— Я елка, я елка! — встал в круг Мамед.

Остальные повели вокруг него хоровод. Хеда оказалась между ним и Дени. Все запели:

Прошло какое-то время.

— Знаете, что еще делали раньше? — остановилась Хеда. — Играли в кошки-мышки.

Глаза Мамеда заблестели от удовольствия.

— Ладно, — сказал он, — ты будешь мышкой, я — кошкой.

Хеда побежала, Мамед бросился ее догонять. Остальные стали приговаривать:

Когда Хеда покинула круг, он распался, так как Довт и Дени не взялись за руки. Оторвавшаяся от «кошки» Хеда заметила это.

— Беритесь за руки, не пропускайте «кошку»! — закричала Хеда. Руки Довта и Дени соединились. Довт на время забыл обо всем: о войне, о вражде, обидах. Он вернулся в детство, в утро своей жизни. А там все было светлым, навевающим покой, как прозрачные воды реки, протекающей рядом с их селом, как тень дикой груши на ее берегу.

На глаза навернулись слезы.

Остопируллах, как же он ослаб, чуть не расплакался. В последнее время часто тянет плакать. К чему бы это?

Довт тряхнул головой, словно отгоняя нахлынувшие чувства, и попробовал переключить внимание на игру детей.

Шама отвел в сторону Довта и Дени.

— Наши с Хедой родители умерли… И их родители тоже… Мы не говорим об этом маленьким, скрываем, — прошептал мальчик.

— Да смилостивится над ними Бог!

— Да будет Он милостив к ним… Иди, Шама, к детям… Нам нужно немного поговорить, — сказал Довт, потом, когда мальчик ушел, обратился к Дени. — Ну, что будем делать с этими детьми?

— Что? Нужно увезти их отсюда…

— Я увезу их в горы, в наше село…

— Да ты что? Оставшиеся там, бедняги, сами еле сводят концы с концами, к тому же путь туда не безопасен, дороги постоянно бомбят, подвергают артобстрелам, — не соглашается с ним Дени.

— Давно ты был в селе?

— Месяц назад.

— Как там?

— Большинство жителей уехало… Осталось с десяток семей… И семья Берса дома…

— Как же нам поступить с этими детьми?

— Я их увезу… в Кабарду… в санаторий… Там безопасно… И в школу пойдут…