Рустам Ибрагимбеков: Храм воздуха

— А если ему наплевать на все?

— Это его жена.

Дядя размышлял не больше двух секунд.

— Ты знаешь, как мы все тебя уважаем, — сказал он Юсифу, — все ребята! Но сейчас ты не прав. И принять твой совет я не могу. Я терплю то, что она танцует в ансамбле. Но мы же среди людей живем. У меня, худо-бедно, есть какой-то авторитет, что я отвечу, если у меня спросят: что с твоей сестрой происходит? И даже если не спросят. А просто подумают. Да я лучше убью такую сестру, чем доживу до этого дня. Так что, извини, но твой совет я принять не могу. Неизвестно еще, что бы ты сделал, если бы это была твоя сестра, — закончив эту, как ему казалось, очень убедительную речь, дядя направился к играющим: наступила его очередь бросить кости.

— Он действительно хотел меня убить, — грустно улыбнулась мама и подмигнула мне подкрашенным глазом; ей уже исполнилось семьдесят пять, но она продолжала регулярно делать маникюр и довольно ярко краситься.

Юсиф, не прощаясь, прошел мимо невидимого «часового», поднялся по лестнице и вышел на улицу…

Завернув за угол, он увидел свою мать; маленькая ее фигурка темнела у деревянных воротец одноэтажного, давно не беленного дома.

— Что же ты здесь делаешь? — спросил он с ласковой досадой, обнимая ее худенькие плечи. — Я же просил тебя. А если бы я утром пришел?

Они прошли через маленький дворик, в который выходили двери живущих здесь семей, мимо общего дворового водяного крана и тутового дерева, на которое он с таким удовольствием взбирался в детстве.

— А как я лягу, тебя не дождавшись? — в свою очередь удивленно спросила мать. — Может, ты чаю захочешь? Или чего-нибудь другого? — они вошли в прихожую-коридорчик. Одна стена его, смотревшая во двор, была застеклена до потолка, чтобы было побольше света в комнате, окно которой выходило в коридор. На маленьком столике рядом с диваном лежал большой газетный сверток.

— Что это? — спросил Юсиф.

— Сеид-рза прислал. — Мать начала разворачивать сверток. — Сын его приходил. Опять просил тебя зайти… — она вопросительно взглянула на Юсифа.

— Зачем?

— Ну как зачем? Как ты можешь так говорить, сынок?! — мать развернула сверток, в котором в бумажных кульках были упакованы сахар, чай, мука и рис. — Вот так каждый месяц, — с ощутимым удовлетворением в голосе сказала мать. — Если бы не Сеид-рза, не знаю, что бы я и делала. Когда отца забрали, я совсем растерялась — передачи же надо было носить. А я без карточек осталась. Все продала, что в доме было. За копейки. Чаю выпьешь?

Юсиф отказался от чая. Но матери очень хотелось, чтобы он выпил стаканчик, она с гордостью напомнила, что чай с сахаром.

— Ну налей, — согласился Юсиф.

Пододвинув стакан с чаем поближе к Юсифу, мать попросила его зайти к Сеиду-рзе и поблагодарить за все, что тот для них сделал.

— Хорошо, — успокоил мать Юсиф, — зайду.

— Заодно, может, он с работой поможет.

Юсиф промолчал. Внимательные, полные любви и заботы глаза матери следили за тем, как он пьет чай…

— Тебя весь вечер Гулам ждал. Какое-то дело, говорит… Завтра зайдет…

— Постели мне, — попросил Юсиф.

Покойного отца моей жены звали Сеид-рза.

В поликлинике, как всегда, было много народу, как впрочем и на улице вокруг нее — сказывалась близость базара. Опасающиеся милицейской облавы торговцы леденцами, халвой, жженым сахаром, картофельными пирожками толпились на окрестных улицах.

Юсиф прислонил к стенке кусок стекла, который удалось достать у соседа, и занял очередь у окошка регистратуры. Получив карточку и клочок бумаги с номером очереди, он взял стекло и прошел к кабинету невропатолога, где уже сидели на скамейке две женщины и старичок в пенсне, пристроил стекло в углу коридора и остановился у плаката, на котором объяснялось, как оказывать первую помощь при ранениях и переломах. Прочитав, как надо накладывать перевязку, он перешел к окну, отсюда был виден базар, где огромная очередь толпилась у хлебного магазина. Несколько безногих инвалидов, разогнавшись на колясках, с криками налетели на милиционера, следившего за порядком, — видимо требовали, чтобы их пропустили без очереди…

Врач-терапевт, соседка по дому, знала Юсифа ещё с довоенных времен; заглядывая ему в глаза, постукивая по коленке, проверяя, дрожат ли вытянутые руки, она будто так, между прочим, задавала вопросы.

— Как спишь?

— Нормально, по-моему…

— Галлюцинации продолжаются?

— Что? — не понял Юсиф.

Она улыбнулась.

— Машина продолжает гореть?