Игорь Сахновский - Острое чувство субботы. Восемь историй от первого лица

Чтобы утолить журналистский голод Малкольма, я предложил сделать репортаж о вхождении верблюда в игольное ушко, но Малкольм хмыкал и вежливо кивал, будто я звал его слетать на созвездие Пса.

По удачному совпадению как раз накануне, после долгих согласований мне разрешили выступить в «Олимпийском» на так называемом разогреве у одной певицы, которая с одинаковым успехом выкрикивала в микрофон комсомольские лозунги и любовные признанья. Организаторов концерта, думаю, прельстило то, что я отказался от гонорара — от них требовалось только обеспечить реквизит: побольше одноразовых тарелочек и двенадцать штук объёмных картонных коробок. Пять хлебов (белые батоны) и две рыбы (скумбрию холодного копчения) я купил сам.

Когда я вышел на арену с полной продуктовой сумкой, несколько тысяч зрителей зааплодировали с простодушной готовностью, как дети при виде долгожданного клоуна. Ведущий предварил моё выступление каким-то шутовским конферансом: дескать, угощайтесь, дорогие гости!.. Дальше я не запомнил, поскольку старался всеми силами сосредоточиться на шестнадцати пунктах, продиктованных вечным жидом; особенно меня волновали восьмой и девятый, на которых нужно было забыть вообще обо всём. Вот я и забылся — до такой степени, что сам пришёл в ужас от невообразимого, буквально промышленного количества копчёной рыбы и белых батонов, от панической беготни взад-вперёд охранников и рабочих сцены, которые не успевали складывать в коробки всю эту съедобную прорву и относить к трибунам, где уже начинались давка и ажиотаж.

В конце концов, я оттуда сбежал, не дожидаясь последствий, и на выходе из дворца спорта меня догнал Малкольм, который наблюдал устроенную мной продуктовую вакханалию с первого ряда, а теперь не находил слов, чтобы выразить свой восторг. Он только восклицал: «Это потрясающе! Не могу поверить».

Я чуть не терял сознание от усталости, как будто разгрузил вагон кирпичей, к тому же меня тошнило. Малкольм отвёз меня на мою съёмную квартирку, где я беспробудно проспал почти сутки, а потом проснулся от телефонного звонка.

Это снова был Малкольм: теперь у него имелся тройной план. Во-первых, он натравит на меня телевизионщиков из «Би-би-си». Во-вторых, сведёт с влиятельными деятелями «The Magic Circle» [5] «The Magic Circle» («Магический круг») — британская организация, основанная в Лондоне в 1905 году в целях развития и продвижения искусства магии. Основной закон и девиз общества: «Не склонны раскрывать секреты». Нарушение этого принципа карается исключением из организации. Среди членов «The Magic Circle» — Чарльз, принц Уэльский, Дэвид Копперфильд, Шарлотта Пендрагон и др. — они знают толк в подобных вещах. И, в-третьих, сам с удовольствием сделает репортаж с участием верблюда.

Задним числом скажу, что затея с «Би-би-си» сорвалась, но не по вине телевизионщиков, а по моей собственной: роль экранной знаменитости меня интересовала меньше всего.

Чтобы заснять на кинокамеру процесс вхождения верблюда куда надо, мы с Малкольмом нарушили три с половиной статьи советского Уголовного кодекса и пополнили английский язык словом «vzyatka». Поэтому я лучше не буду вдаваться в подробности нашей преступной подготовки. Скажу только, что для большей наглядности я усовершенствовал метод, привязав к верблюжьему хвосту ещё один кусок нитки; и при замедленном просмотре хорошо видно, как в начале процедуры в игольное ухо входит шейная часть нитки, а в конце — из иглы выходит задняя, хвостовая часть. Эта запись (съёмка в «Олимпийском» Малкольму почему-то не удалась) и статья в «Saturday Revue» станут решающими аргументами для исполнительного секретаря «Магического круга», который немного позже направит запрос в Министерство внутренних дел, благодаря чему после тягучих ведомственных проволочек я получу так называемое служебное приглашение и буду выпущен в Великобританию. Заботливый московский подполковник несколько раз переспросит, как называется моя специальность, и я, мысленно корчась от недовольства собой, отвечу:

— Артист лёгкого жанра. Фокусник, циркач.

До этого отъезда случится ещё несколько вещей, крайне важных для моей жизни. Летом, вернувшись ненадолго в родной город, я уже не застану там вечного жида. Полина, которая навещала его дома и в больнице, передала мне короткую записку, похожую на шифровку с того света: старик и оттуда мною руководил.

Вот что он накарябал на половинке тетрадного листа. Синий тупой карандаш, наклон влево, три короткие строки: