Игорь Сахновский - Острое чувство субботы. Восемь историй от первого лица

Ещё не так давно мы с Ларисой были, можно сказать, пылкими возлюбленными. Мы то ревновали и ссорились, то устраивали счастливые безумства в самые неподходящие моменты. Потом это как-то само собой кончилось, и мне стало казаться, что сильные чувства из наших семейных отношений ушли — надо привыкать жить спокойно и разумно, как большинство взрослых людей. И тем острее меня поразил инцидент с вазой, случившийся в конце весны. Эту вазу из простого, бесцветного стекла я купил после того, как Лариса в очередной раз заметила, что ей некуда ставить цветы на высоких стеблях, которые дарят на дни рожденья или Восьмого марта. Даже не знаю, что мою жену больше порадовало: новая ваза или охапка белых хризантем, не приуроченных ни к какому специальному дню. А в мае, воскресным утром, делая уборку, Лариса уронила вазу, и она раскололась на четыре или пять острых длинных кусков. Алёша даже закричал: «О-о, круто! Как кинжалы!»

А Лариса ушла на кухню плакать. И она там рыдала так долго, отчаянно и безнадёжно, как будто вместе с копеечной вазой разбилась и погибла вся её жизнь. И я просто не знал, как утешить, не находил уместных слов, кроме обещания купить другую вазу.

В середине августа праздновали десятилетний юбилей газеты: начальство пригласило на вечер в ресторан «Шахерезада» самых крупных и щедрых рекламодателей, и нам, сотрудникам, сказали прийти по-семейному, со вторыми половинами. Мы с Ларисой на такие мероприятия выбираемся редко, и, возможно, поэтому она так волновалась, придумывая, как уложить волосы и что надеть. Выбрала, наконец, тёмно-синее платье в стиле ретро, не новое, но зато самое милое; завила волосы крупными локонами и заколола назад и вверх. Я видел, какое внимание обращали на неё мужчины, как заигрывали с ней, приглашали танцевать, и она всем отвечала мягкой стеснительной улыбкой.

И вот там, в ресторане, на фоне застолья, пиджаков с отливом и вечерних платьев со стразами, я совсем по-другому, со стороны увидел свою жену. Я заметил в ней хроническую, как заболевание, невыносимую для моих глаз приниженность.Конечно, я ничего такого ей не сказал. Мне легче откусить себе язык, чем сказать ей вслух, что она, моя Лариса, была одета беднее других и вела себя так, будто каждый из присутствующих достойней и лучше, чем она. Но именно это я увидел. И это вогнало меня в состояние вины. А ещё я понял, что по своей воле никогда не уйду от Ларисы, не смогу покинуть её — даже если она будет ко мне относиться так же холодно, как сейчас.

На следующее утро, после того как Геннадий Ильич произнёс по телефону слова: «по гроб жизни обязан» и «найду способ достойно отблагодарить», я проснулся с удивительно счастливым предчувствием.

Так случается, хоть и очень редко: в какой-нибудь тусклый, неприглядный вторник вдруг возникает острое чувство субботы. И тогда кажется, что этим чувством все прочие дни, прожитые бездарно и безрадостно, могут быть оправданы и спасены.

Каждый вторник у нас в редакции устраивают планёрки, где объявляют что-нибудь неприятное. В этот раз главный редактор сказал, что публикации в нашей газете стали чересчур благостными, не хватает смелости и остроты. В крайнем случае, немного жареного тоже не повредит. Здесь он со значением посмотрел на меня, как будто я теперь умею проникать в такие сферы, откуда к нам просачивается всё самое острое.

— Но только давайте не доходить до абсурда! — сказал редактор и с выражением посмотрел на Дашу Рукенглаз. — Я думаю, вы помните, что имеется в виду.

Ещё бы мы не помнили. После того как отменили порог явки избирателей, в одном недалёком посёлке проходили муниципальные выборы. Никто из тамошних жителей, ни один человек не явился голосовать. Зато явился надоевший всем кандидат в депутаты (фамилию не помню) и привёл с собой пьющего тестя. Этих двух голосов хватило для того, чтобы выборы признали состоявшимися. Победил гражданин, который вдвоём с тестем голосовал за самого себя: он стал депутатом поселковой думы и заодно главой сельсовета.

По такому случаю Даша Рукенглаз написала коротенькую, сдержанную по тону заметку с несдержанным названием «Издёвка над выборами». Наш бывший редактор эту заметку подписал в печать — и очень скоро стал бывшим. Больше всего ему ставили в вину именно этот заголовок: что за намёк? чья конкретно издёвка имеется в виду? Может, со стороны властей? На Даше Рукенглаз как на журналистке поставили крест и перевели её в корректоры.

После планёрки я начал усиленно вспоминать самые «жареные» темы новостей и не вспомнил ничего, кроме недавнего судебного процесса по делу нефтяного олигарха М. Ходорковского. Потом я припомнил, что на днях Лариса говорила мне о своём знакомстве с одной молодой бабушкой, которая водила внучку в Ларисин детский сад. Симпатичная женщина по фамилии Нахимова оказалась женой Валерия Нахимова, известного тем, что он лично проводил аукцион, где была продана компания «ЮКОС». Поговаривали, что аукциониста привезли на торги чуть ли не со специальной, усиленной охраной.