Анатолий Гладилин - Дым в глаза

Потом она пришла к Толе и рассказала ему, как другу, все о Серове, и о теперешних их отношениях, и о том, что все ей надоели.

Серов исчез с ее глаз. Он больше не ждал ее, не оставлял записок. При встрече он очень мило здоровался.

Как-то на семинаре профессор рассказал им, что вот из параллельной группы студент Игорь Серов написал весьма интересную работу. Профессор сказал, что вообще все большие математики раскрывались в юности. Эта работа показывает, что Серов весьма способный человек. А сейчас Серов начал искать четырнадцатое доказательство теоремы (они знали, о чем идет речь). По мнению профессора, это почти невозможно. Слишком много светлых умов билось и еще не нашло ключей, но если Серов это сделает — просто феноменально!

Лена подумала: «С бездарностями никогда дела не имела».

Несколько раз она встречала его с очень смазливой девушкой.

«Что ж, я и раньше знала, что Серов пользуется успехом».

И так длилось очень долго. Прошла сессия. А на каникулы она в составе студенческой делегации побывала в Румынии. И там было очень здорово, и очень весело, и только не хватало времени ни на что. Несколько студентов в Бухаресте все-таки добились ее адреса и стали писать ей.

Вернувшись в Москву, она серьезно занялась курсовой работой и общественными делами. Однажды она встретила Серова. Он нес капусту и выглядел очень растерянным.

А через несколько месяцев они встретились на хоккее. Она сидела с Толей, но они потеснились и уселись втроем.

В перерыве Толя толкнул Игоря: «Полюбуйся: Маркелов!» И они увидели стройного, в дорогом модном пальто молодого человека. Он переминался с ноги на ногу. И девушка с ним была очень миленькая.

Лена знала, что Маркелов — один из лучших футболистов страны. И, наверно, все, кто был близко от Маркелова, узнали его. Очень много глаз смотрело на него. А Игорь в этот момент смотрел на нее, затем спросил у Толи (опять же не сводя с нее глаз):

— Как, разве они не на юге?

— Скоро уедут, — ответил Толя, а Лена поняла, что сегодня Игорь пойдет ее провожать. И она ничего не имела против.

Они вышли на бульвар. Разговор был удивительно светский и обо всем.

Была оттепель. Ветер не дул, а щекотал. Он словно раскачивался, словно раздумывал, в какую бы сторону ему кинуться. И сидящие на бульваре в ожидании этого порыва заранее морщились. Она обратила внимание на супружескую пару. Жена откинулась на спинку скамейки и критиковала проходящих: «Как она ярко одета, а эта…» Муж был занят делом. Он носком одного ботинка тер подошву другого, кряхтел и ерзал на скамейке.

Лена и Игорь пошли по улице.

Прополз грузовик. В кузове лежала «Победа» с разбитой головой, свесив лапы. В витрине уныло торчали манекены. Игорь взял Лену под руку.

— А ты знаешь, Соколова, я, наверно, влюбился в тебя! Это, правда, ничего не значит. Я первый ничего не буду предпринимать.

Они скоро расстались, очень мило, очень корректно.

Придя домой, она подумала: «За что он мог полюбить меня? Мужская логика».

Она села перед зеркалом. На нее смотрели зеленые насмешливые глаза. Лицо было белым и чистым. Волосы черные, короткие, завитые. Нос чуть курносый, с тонкими ноздрями. Малиновые матовые губы. Ямочки на щеках.

«Ничего морда», — решила она и, взяв щеточку, подправила ресницы.

«Я, наверно, бездарность. Я сижу день и ночь. Я сплю всего четыре часа в сутки. Я прочел добрую сотню книг. Узнал то, что мне надо знать только на пятом курсе (но сейчас я это скоро забуду). А доказательство — ни с места. Я обыкновенный человек. Гениальная догадка ко мне не приходит.

Но ведь существует в природе, в этой буре электромагнитных волн, четырнадцатое доказательство! При темпе, который я взял, быть мне через четыре года доктором математических наук.

Четыре года такой адской работы? Нет, я не могу прыгнуть выше себя! Я чувствую, что моя голова уже не соображает. Начинается какой-то бред, галлюцинации. Десять дней я совершенно один. Мама в далеком своем Петропавловске уверена, что сын ее умеренно развлекается и умеренно занимается. А сын ее подвиг научный свершает. Да силенок не хватает, выдержки.

А может, это и хорошо? Неудача собьет с тебя спесь и будешь просто ученым. Хорошим ученым! Ты этими десятью днями показал, что работать ты умеешь. Скажи в группе, до чего дошел, ахнут, не поверят. Четыре года адской работы — или двенадцать нормальной! — но так, чтоб всего себя отдавать ей. Ежедневно. Вот тогда ты завоюешь себе имя. Двенадцать лет? Да, но двенадцать лет работы, поисков. И тогда тебе не надо рассчитывать на случай.