Михаил Веллер - Своими глазами (сборник)

Когда бомбы вышли, мы еще на бреющем прошли несколько раз вдоль колонны, прочесали из пулеметов.

Минут сорок это заняло. Задержали, подавили.

Ну что, задача выполнена. Пора домой возвращаться.

Идем.

А видимость — миллион на миллион. И остается только молиться, чтоб немецких истребителей не было.

И, конечно, появились.

Свалилась четверка «мессершмиттов» сзади-сверху от солнца, как полагается, и моего ведомого сожгли сразу, с первого захода. Вспыхнул он и падает камнем. Никто не выпрыгнул.

А на мне они, похоже, решили молодых потренировать. Распались на две пары и заходят сзади по очереди. Заходят, отстреливаются и проскакивают вперед.

Когда подходят ближе сзади, слышу, по ним стреляет стрелок-радист мой. А когда проскакивают — им вслед стреляет штурман из своего фонаря, из носовой турели.

Потом слышу — перестал радист мой стрелять. Я ему по связи: «Яша! Яша!» Молчит. Убили, значит.

А потом и штурман перестал стрелять. А он вот тут сидит, у меня перед коленями; впереди и ниже. Смотрю я — а у штурмана вместо головы одна каша. Убили штурмана. Как раз в этот день у него день рождения был. Двадцать пять лет ровно ему исполнилось.

Ну что. Они у меня вдобавок перебили сразу тяги руля, педали проваливаются, и мне даже не свернуть. Вцепился в ручку и держу себе по прямой, как по ниточке.

А они заходят сзади попарно и по очереди по мне отстреливаются. У меня уже плоскости в лохмотья, фонарь разбит, приборная доска — в щепки. А держусь! Неплохая была машина, устойчивая. Но всей бронировки на ней — бронеспинка у пилота. Я-то, как видите, ростом небольшой, сжался за ней, только в штурвал вцепился — и лечу!

— Как они сзади зайдут — по бронеспинке как горохом стегнет! Я в кожаном реглане был — так полы все в клочья очередями изорвало. Даже локти, рукава сбоку посечены! А бронеспинка — хорошая была броня, не пробивалась. Только она меня и спасала.

А потом чувствую — машина вверх полезла. Задирает нос и задирает. Я назад высунулся чуть, посмотрел, а хвоста-то у меня больше нет. Вообще как нет. А машина летит!! И нос кверху лезет. Уже стоймя стала. И начинает лезть прямо в мертвую петлю, вверх ногами. Штурвал — какое там, болтается… а моторы держат же обороты!

Ну, я фонарь открыл, ремни отстегнул, и когда она стала вверх дном — оттолкнулся и вывалился.

Но вывалился недалеко, и хорошо, что сразу парашют не дернул. Потому что машина полет свой, похоже, закончила — и падает следом за летчиком, прямо сверху на него. Раньше прыгать надо было.

Но я-то думал что? Хоть сколько возможно, каждый километр лишний — поближе на восток, линию фронта перетянуть. А где она точно — сказать никто не может, потому что два часа назад была в одном месте, а сейчас в другом. Немец идет быстро, на броне и колесах. Вот я и тянул.

А теперь стал барахтаться в воздухе, делать какие-то плавательные движения, чтоб из-под обломков вынырнуть, с пути их отвернуть. А без самолета в воздухе, знаете, не очень-то полетаешь. Я все-таки летчик, а не профессиональный парашютист.

Не знаю, сколько я так падал рядом с машиной и отдельно от нее, но как-то все-таки она стала кувыркаться и пронырнула мимо. Тогда я дернул, значит, за кольцо, хлопок, и парашют раскрылся.

И в этот миг мне стало спокойно. Чувство спасения. Хорошо так, отчетливо помню.

Дыхание перевел. В лямках устроился поудобнее. Тихо спускаюсь себе вниз. Земля внизу зеленая, небо кругом голубое, парашют над головой белый, и я цел, ни единой ведь царапины.

И только подумал: ну вот и конец пятой эскадрилье, нет ее больше.

И только я это подумал — слышу моторы, поворачиваю голову: заходит на меня пара «мессершмидтов». И открывает огонь.

Вот тут уже я закрыл глаза и думаю: ну, все. Все.

Решили, значит, в воздухе меня расстрелять. А что там. Полное господство. Почему не потренироваться.

Ударило меня по ноге, и потерял я сознание.

…Очнулся: мокро. Открываю глаза. Лежу в какой-то луже. Трава кругом, заросли. Парашют рядом, погашенный. Стал себя ощупывать. Вроде цел. Отстегнул лямки. Стал подниматься на ноги, и тут в бедре такая боль — что снова потерял сознание.

Снова очнулся, в той же луже. Вечереет уже. Нога ноет все сильнее. Проверил: пистолет в кобуре.

Ну что, думаю, у наших я или у немцев? Стреляться, или погодить еще? Стреляться, конечно, неохота. Нет желания. Да и жалко по ситуации, понимаете: такое сейчас прошел, вытянул, остался живой — так что же теперь… чего ради. Уж лучше б тогда в воздухе сразу, в бою, от немецкой пули.