Александр Гроссман - Образ жизни

Пока она манипулировала навесками у лабораторной печи, командовала сталеварами и осуществляла свой план, я стоял в стороне, и разные мысли уводили меня далеко от цели моего присутствия. Я вспомнил нашу первую встречу и, глядя на озабоченную Зинулю в синем выцветшем халатике, косынке, повязанной на манер тридцатых годов, признался себе: «За что полюбил, за то и люблю.» Отметил, что она варит сталь точно также, как священнодействует у нас на кухне. Все ингредиенты разложены и пойдут в дело в назначенный срок. Блюдо, раз приготовленное по рецепту и одобренное ею, всегда выходило одинаково, сколько бы его ни готовили. И в этом они разные — наши жёны. Ирина тоже вкусно готовила, только то была ворожба колдуньи, а не искусство провизора. Она выдерживала общее направление, отмеряла на глаз и импровизировала, проверяя на вкус. «У тёти Иры пюре всегда разные», — заметила как-то Катя. «Глупости!» — отреагировала Зинуля.

Отобрали первую пробу — контрольную, для сравнения. Добавили одну навеску никеля. Так постепенно, отбирая пробы и добавляя компоненты, получили шесть небольших слитков из одной плавки и столько же из другой. Слитки отковали, обработали по Зинулиным режимам, изготовили образцы и испытали. Базовая сталь сама по себе давала неплохие результаты — удлинялась на шестьдесят-семьдесят процентов до разрушения. Мы рассчитывали на дополнительные пять-десять процентов и получили их при испытании первых же образцов. Сюрприз таился на дне коробки. Две стали добавили по двадцать процентов, а последние образцы удлинились вдвое. Пожилая лаборантка, всю жизнь простоявшая у испытательных машин, качала головой и повторяла: — Такого я ещё не видела. — Зинуля села, прикрыла рот рукой и неотрывно смотрела на текущую сталь, не веря своим глазам.

Два состава без возражений и противопоставлений были признаны изобретениями. Авторские свидетельства со шнурами и большими красными печатями Зинуля принесла домой и показала Кате.

— Показать бы их папашке, — сказала она, когда мы укладывались спать, — я у него всё в дурах ходила.

— Неплохая точка отсчёта, — пошутил я.

— Ложись уже, юморист, — как-то тепло сказала она и откинула одеяло.

В субботу утром мы шли на рынок. Толкались в очереди за мясом, которое частники рубили, как попало, даже не рубили — кромсали. Потом стояли на привозе в очереди за картошкой, слушали шуточки и ругань по поводу убывающих вёдер и растущих цен, гадали: хватит нам или лучше сразу занять другую очередь. Потом поход по магазинам и снова очереди — в кассы и к прилавкам.

Когда пришло время детского питания, мы поехали в Москву. Столичный магазин детского питания тоже не блистал ассортиментом. Всё же мы наполнили большие балакиревские рюкзаки стеклянными банками, кое-как вынесли наш хрупкий груз и стали ловить такси.

— Куда везти? — спросил таксист и поехал в другую сторону.

— Не крути, — сказал Пётр, — езжай прямо на вокзал. На бутылку и так дадим.

Таксист молча развернулся и подкатил к вокзалу. В камере хранения амбал отворил проход. — Сами тащите и отбейте ещё по чеку. — Пётр положил на стол пятёрку. — Я здесь до восьми. Успеете? — Сама любезность. Мы выбрались из подземелья, перекусили в буфете и двинули в Третьяковку.

Проводница покосилась на наши рюкзаки и промолчала. В Ижевске такси не было — разъехались, пока мы тащились. Пришлось пропустить пару трамваев, толпа схлынула, мы втиснулись и пристроили рюкзаки. Последний отрезок пути, от трамвая до дома, оказался самым тяжёлым. Ноги скользили, мы поддерживали друг друга, боясь упасть, не дай бог, на спину. Добрались до своих дверей, увидели родные лица и обо всём забыли. А память сохранила.

Павлику исполнился год, когда Пётр получил небольшую трёхкомнатную квартиру в новом доме. В следующий дом, в такую же квартиру перебрались и мы. Я утешал себя надеждой, что это последний переезд, а Пётр, похоже, не тяготился устройством быта. Наконец у них появилась возможность принять гостей, Павлик попал в объятья бабушки и дедушки, а Ирина собралась на работу. Тогда же пришло письмо от Татьяны Михайловны.

«Дорогие мои! Я пишу эти строки, чтобы вы знали, как много вы значите для меня, и как я вам благодарна. Рядом с вами я почувствовала, что у меня тоже есть семья, родные люди, о которых я могу думать, заботиться и знать, что и они не забывают меня. Такое эгоистическое желание в конце жизни, отданной детям. С радостью принимаю приглашение провести отпуск с вами. Скажите Павлику, что приедет бабушка со стороны отца. Хочется побывать в Бодье, вспомнить и поплакать.