Всеволод Бернштейн - Эль-Ниньо

В результате долгого лежания на верхотуре со мной случились две неприятности: я описался и онемел. То есть в буквальном смысле, разучился разговаривать, молчал несколько дней, пока меня не свозили в соседнюю деревню к бабке, которая лечила заговорами. Ну и, разумеется, меня выпороли. Но лишь после того, как убедились, что речь и разум ко мне полностью вернулись.

Неожиданным образом эта история напомнила о себе спустя пятнадцать лет, когда я оказался в море, ради которого и полез на злополучную опору. Площадка на траулере оказалась очень похожей на ту самую, на опоре. Похожие размеры, такой же решетчатый пол. Там сквозь прутья пола была видна раскачивающаяся далекая земля, здесь — близкие волны, под которыми — бездна. Когда я вступил на эту площадку в первый раз, во время первой станции, я даже почувствовал во рту тот самый привкус ржавого железа.

Мне удалось побороть в себе страх во время первой станции и потом, во время последующих. Но в тот раз страх оказался сильнее.

Валерий Николаевич, как обычно, вывел стрелу лебедки за борт, опустил трос с грузом на нужную глубину и скомандовал мне: «Давай первый!». Прижимая батометр левой рукой к груди, я ступил на площадку и вдруг понял, что не могу оторвать правую руку от поручня. В сознании будто заработал киноаппарат, я увидел картинку, как на экране. Вот отпускаю поручень, делаю шаг вперед, теряю равновесие, падаю в воду и тону. Непременно тону. Выплыть невозможно. «Костя! Не спи!» — крикнул Валерий Николаевич. Я не спал. Если бы я спал! Как зачарованный, смотрел я на гладкие маслянистые волны прямо подо мной, совсем близко. Казалось, что эта утлая площадочка с решетчатым полом парила над водой совершенно отдельно от остального судна, и все, что ее связывало с траулером — моя правая рука, сведенная судорогой страха. Стоит отпустить руку, и я ухну в эти близкие волны, которые поглотят меня, как выброшенный за борт мусор.

— Что с тобой? — подошел Валерий Николаевич.

Холодный батометр больно уперся в бедро, но я еще сильнее прижал его к себе и старался не смотреть на Прибылова. Ему пришлось приложить усилие, чтобы взять у меня батометр. Он мягко отодвинул меня в сторону, вступил на площадку и закрепил прибор на тросе.

— Иди к лебедке, я буду вешать!

Я послушно пошел к посту управления лебедкой.

— Горизонт восемьдесят! — крикнул Прибылов.

Я дернул ручку контроллера, на счетчике побежали цифры. Слишком быстро побежали. Пока я пытался сосредоточиться на их значении, проскочил нужную глубину. Рванул ручку обратно, лебедка жалобно взвизгнула.

— Стооой! — протяжно скомандовал Прибылов. Он подошел и взял меня за плечо. — Что с тобой, Костя?

— Не знаю, — сказал я, уставившись в доски палубы.

— Ладно, присядь, — он отвел меня к шкафчику с батометрами.

— Что у вас случилось, Валерий Николаевич? — крикнул вахтенный второй помощник, который наблюдал за происходящим с крыла мостика.

— Ничего, все нормально! — махнул рукой Прибылов.

— Помощь нужна? — донеслось с мостика.

— Если только на лебедку кого-нибудь.

— Матрос Василенко — на малую лебедку! — раздался голос второго по громкой трансляции.

Василенко, дожевывая что-то на ходу, появился у поста управления лебедкой. Он поплевал на ладони, взялся за ручку контроллера, и дело пошло. Прибылов ловко цеплял один батометр за другим. Когда оставалось сделать два последних горизонта, у лебедки возник перепачканный суриком боцман Дракон, злой, как черт.

— Василенко! — рявкнул он. — Ты где должен быть!? Какого лешего я должен искать тебя по всему судну!?

— Приказ вахтенного помощника, — невозмутимо ответил матрос. — Наше дело телячье.

Только тут боцман обратил внимание на необычность ситуации — помощник капитана по науке сам вешает батометры, а практикант, полставки гидролога, прохлаждается на скамеечке.

— Что тут у вас творится?! — обрушился Дракон на Валерия Николаевича. — У меня каждая минута на счету, а вы выдергиваете моего матроса…

— Спокойно, боцман! — холодно прервал его Валерий Николаевич. — У нас проблема, гидролог временно вышел из строя. Через пять минут закончим станцию, и я верну матроса.

Дракон вперился в меня своими черными колючими глазами. Что за проблема? Руки целы, ноги целы, крови не видно.

— Перенервничал парень, — пояснил Валерий Николаевич уже более миролюбиво.

— Перенервничал!? — взвился боцман. — Здесь что?! Женские курсы?! Понабрали черт знает кого! — он презрительно сплюнул. — Василенко! Ровно через пять минут! — бросил он через плечо и зашагал в сторону бака, грохоча по палубе своими сапожищами.