Сергей Самсонов - Проводник электричества

— Стой, стой, Нагульнов, подожди, давай договоримся. Пойми, вот эта клиника, она формально только на твоей земле…

— Это вон он, — Нагульнов рявкнул, — только формально на моей земле. Уйди, Ренат, — не будет разговора. Полковник Севастьянов, твой начальник, на повышение в главк идет, а тут такое — пресса, служебные проверки. Ему не просто будет от этого отмыться, поэтому мочалкой будешь ты. Ну, все, Ренат, ушел? Самылин, — позвал Нагульнов Игорька, — вон видишь камеру над входом. Накинь свою куртку, будь добр. А мы тут отснимем жесткое порно. Все, уэсба, сейчас я буду тебя пялить. Я тебя, тварь, сейчас абортным материалом сделаю.

Со сломанным бессилием лицом схватился Острецов за поясницу, нащупав поясную кобуру, — Нагульнов сделал шаг и въехал Острецову коленом в пах, открытыми ладонями поставил тромбоны по ушам — а Игорек уже стоял на каменном периле крыльца «Медсервисцентра», куртешка его серая была уже наброшена на длинный кронштейн с видеокамерой, завесила надежно объектив.

— Пошли, следак, — скомандовал Нагульнов кайфовавшему Вощанову. — Вы скоро, следаки, в сортир со мной будете ходить из-за того, что вас вахтер к толчку не подпускает. Чтоб адрес этой Зимородковой мне быра.

— Смотрю, свитерок у тебя остромодный, Нагульнов, — подластился Вощанов. — Где только рванул такой?

— «Юнайтед Каларз оф Бенетон». — Нагульнов горделиво оттянул на пузе свитер с ромбами. — Это мне Машка подарила. Стиль кежуал, епта. Вам, жертвам Черкизона, не понять.

— Закрыта клиника, мужчина. — Ладонь уверенного чоповца уперлась майору в плечо. — Мужчина! Клиника! Закрыта!

— Ты слышишь, тварь, мне Машка подарила. — Нагульнов повторил и заломил дебилу руку, рванул, вылущивая с хрустом, естественным телодвижением, без злобы и без наслаждения… наверное, для того уже, чтоб заглушить тоску по недоступным чистоте и правде, которые проворно клокотали в жилах его большого взрослого ребенка.

— Не понимаю, нет, не понимаю. — Самылин сквозь зубы цедил. — Ну, хорошо, убей — за деньги, за кусок, за собственную жизнь, чтоб самому дышать… все это еще можно… Но чтоб вот так… она ж не сразу, она ж еще жила, ее еще могли… в больницу можно было… пока не поздно что-то сделать… мне эта тварь созналась…

— С такой нежной психикой, дружок, до пенсии ты вряд ли доживешь, — предупредил Нагульнов, выкручивая руль, подруливая к длинной панельной девятиэтажке, ступенчато светившей окнами во мраке. — Имей в виду: и года не пройдет, а может быть, и месяца, как тебя дернут, брат, на нестандартный вызов, и будешь на помойке описывать ты труп новорожденного младенца, потом искать его мамашу, которой этот новорожденный червяк мешал бухать и трахаться, найдешь, заглянешь ей в глаза и ничего в них не увидишь — не то что проблеска сознания, но даже зверского инстинкта… сплошную пустоту. Конкретно с нарезки сбивает. Так вот, предупреждаю, чтоб тебя не переклинило, хотя тебя, конечно, переклинит… Так, Игоряш, давай-ка пересядь за руль. Вон видишь черных на «девятке»? По ходу, наша клиентура. Если я выхожу не один, отзвонюсь — будь готов обеспечить прикрытие.

Нагульнов слез с водительского места, взлетел на крыльцо, подгадав к возвращению жилички, которая, косясь, магнитом отомкнула дверь, и двинулся следом за нею в подъезд, вцепившись в дверь и напугав овцу до полусмерти. Двухсотая квартира, двести первая, за общей железной дверью общий коридор; он позвонил — долго никто не шел, не лязгал, не хрустел замками, пока наконец в глубине не зашуршало настороженное, легкое…

— Кто? — проныл женский голос так, будто мучила зубная боль.

— Светлана Борисовна, это Степан. Я вам звонил — насчет квартиры.

Замок залязгал — жена Зимородкова с распухшим, изрытым слезами лицом нестойко, ломко замерла в дверях, держась за ворот банного халата, как за ослабленную виселичную петлю. Сейчас сползет по косяку, казалось, бессильно повалившись на колени. Попятилась, впуская.

Нагульнов втолкнулся в пенал — велосипед «Орленок», плетеные корзины, хулахуп — двинулся дальше, за порог, в трехкомнатную малогабаритную, подобие евроремонта, чисто, гладко.

— Где муж? — спросил он поскорее маленькую Зимородкову, едва загнал ее своим прямолинейным движением на кухню.

Та отшатнулась, покачнулась, будто метнулась убежать, но сразу запуталась, будто стреноженная.

— Вы кто? Что вы хотите от меня? Что вам еще?.. Мы все, что могли… вы добились… мы продаем квартиру, вы же знаете… Зачем вы?.. ребенок же спит. Уходите, ну, будьте же вы человеком!