Энн Брашерс - Имя мое — память

— Никакого.

— Дэниел! — Люси поднялась. Ей хотелось растрясти его. — Я не занималась с ним сексом. Я не позволила бы ему прикоснуться ко мне. Это было невыносимо. Прошлой ночью я спала в кресле. Тебя это интересует?

Он кивнул.

— Но почему ты поехала с ним, если испытывала подобные эмоции?

— Потому что он говорил мне, что он — это ты.

Дэниел покачал головой и, помолчав, произнес:

— И это показалось тебе правильным?

Ее глаза внезапно наполнились слезами.

— Как ты можешь такое спрашивать?

Набравшись смелости, он осторожно прикоснулся к ее руке.

— В последний раз, когда я видел тебя на выпускном вечере в школе, ты убежала от меня. И я понимаю почему. Знаю, в этом моя вина. Последнее, что ты сделала, это оттолкнула меня. Я старался не докучать тебе, ведь ты этого желала. Мне не хотелось доставлять тебе огорчений. А теперь я не знаю, как подступиться к тебе, чтобы все не испортить. Боюсь лишиться того небольшого шанса, который у меня есть.

Люси вздохнула.

— С того момента все изменилось. Меня напугали твои слова и свои чувства. У меня начались видения, и я решила, что схожу с ума. Я постоянно думала о них, а также о вещах, которые ты говорил. Мне хотелось разыскать тебя, но я считала, что ты умер. Кто-то видел, как ты прыгнул в реку Аппоматокс.

Дэниел с мрачным видом кивнул.

— Я прыгнул, но не погиб.

— Но тогда я этого не знала. Искала тебя повсюду. Ты не представляешь, как я мечтала найти тебя и как много думала о тебе последние пять лет.

Он был искренне удивлен.

— Я понятия об этом не имел. Жаль, что я не знал.

— Ты, вероятно, и не знал, но он откуда-то проведал, как сильно я хочу снова увидеть тебя. Он подошел ко мне в колледже, назвавшись твоим именем. Сначала я не поверила. Но он знал о таких вещах, о которых не мог бы знать, не будучи тобой. Так, по крайней мере, я считала. За последние несколько лет я узнала о мире так много неожиданного, что теперь затрудняюсь сказать, что возможно, а что нет. Казалось, ему известно все то, о чем ты говорил мне на школьном вечере. Он сказал, что ты умер, как я тоже считала, и вернулся в новом теле. Он даже объяснил, как произошел этот сложный переход из прежнего тела в новое.

Лицо Дэниела исказилось от боли.

— Это была единственная правда из всего того, что он тебе рассказывал, — процедил он.

— Неужели?

— Да.

— Он сказал, что никому не причинил этим вреда.

— Нет, он причиняет людям вред, — возразил Дэниел.

Люси закрыла глаза.

— Я этого не знала, но убедила бы себя в чем угодно, потому что хотела ему верить.

— Правда?

— Да, я мечтала быть с тобой.

Они дошли по песчаному пляжу до полосы прибоя. Их ноги омывала вода. Было темно, но светила полная яркая луна. Спокойная вода словно звала их к себе, и Дэниел предложил Люси искупаться. Он мог бы раздеться до трусов, но на ней был лишь рабочий халат и, вероятно, ничего под ним.

Думая об этом, Дэниел представил, как выглядит ее тело в платье, а потом — как выглядит ее тело под платьем. А затем вообразил, как она расстегивает «молнию» на халате и входит в воду. Дэниел сел на песок и робко взял Люси за руку.

— Что с тобой? — спросила она.

— Ты о чем?

— Эти шрамы.

— Так, ничего. — Он опустил рукав.

— И все же?

К его изумлению, Люси наклонила голову и поцеловала следы ожогов — каждый из трех, — медленно и осторожно. Он смотрел на нее не мигая. Как бы Дэниел ни жаждал почувствовать на себе ее губы, он предпочел бы, чтобы эту часть тела она оставила в покое.

— У меня были суровые приемные родители, — нехотя объяснил Дэниел. — Мать-курильщица с дурным характером.

— Это сделала с тобой мать? — воскликнула Люси.

— Она не являлась матерью. Это женщина, в доме которой я жил ребенком.

Он говорил пренебрежительным тоном, граничащим с грубостью, но ничего не мог с собой поделать.

— Кто же тогда был твоей матерью?

— Женщина, родившая меня, была героиновой наркоманкой. Я не видел ее с самого детства.

Люси снова поцеловала его руку.

— Я переживал и худшие времена, — произнес Дэниел. — Мне было на нее наплевать. Видимо, она полагала, что может причинить мне боль, но она ошибалась.

Подняв голову, она взглянула на него.

— Как ты можешь такое говорить? Ты был ребенком, а она обижала тебя. Прижигала тебе кожу, и от этого остались шрамы. Разумеется, это имеет значение. Вот почему ты их прячешь.

Вдруг рассердившись, он покачал головой.

— Я их не прячу.

— Прячешь! Мне безразлично, сколько жизней ты прожил и что именно ты помнишь, но это по-прежнему причиняет боль. Это имеет значение.