Энн Брашерс: Имя мое — память

В одиннадцатом классе Люси впервые позволила себе быть кем-то иным, помимо сестры Даны. Она была хорошенькой, и парни и девушки в конце концов изменили свое отношение к ней.

Прошлой осенью Люси выбрали старостой одиннадцатого класса. Две из ее глиняных работ, вазочка и миска, были отобраны на художественную выставку штата. Каждое мгновение свободы или успеха подавлялось вспышками вины и печали. Она ненавидела себя за то, что ей что-то нужно от окружающих.

«Знаешь, в этой школе у меня нет ни одного друга», — вспомнила она слова, произнесенные однажды Даной, словно было чему удивляться.

— Наверное, он даже не появится, — объявила Марни по телефону, когда обе они готовились к выпускному балу.

— Появится, если захочет получить свой подписанный аттестат, — заметила Люси, прежде чем повесить трубку и вернуться к платяному шкафу.

Марни позвонила еще раз.

— Даже если и придет, то вряд ли заговорит с тобой.

— Может, я сама с ним заговорю.

Люси бережно вынула из шкафа свое новое шелковое облегающее платье цвета лаванды и открыла пластиковый пакет. Аккуратно разложив его на кровати, она сменила обычный бюстгальтер на кружевной кремового цвета. Покрыла ногти на ногах лаком бледно-розового цвета и провела целых пятнадцать минут у раковины, пытаясь вычистить из-под ногтей глину и садовую землю. Потом завилась щипцами, зная, что через час на ее прямых скользких волосах не останется и следа от завивки. Подводя карандашом верхние веки, Люси представила, как за ней наблюдает Дэниел, недоумевая, почему она тычет себя карандашом в глазное яблоко.

Она часто об этом думала. Стыдно сказать, как часто. Что бы Люси ни делала, она воображала Дэниела рядом. И, хотя они ни разу серьезно не разговаривали, она всегда точно знала, что именно он подумает. К примеру, ему не понравилась бы излишняя косметика. Фен для сушки волос поразил бы его своим шумом и бессмысленностью, а щеточка для расчесывания ресниц напомнила бы ему орудие пытки. Дэниелу понравились бы семечки подсолнечника, а не диетическая пепси. Слушая песни на своем айподе, Люси знала, какие ему понравились бы, а какие он посчитал бы глупыми.

Он оценил бы ее платье, решила она, осторожно натягивая его через голову и расправляя тонкую ткань на теле. Вот почему она выбрала это платье.

Марни позвонила снова:

— Тебе надо было пойти со Стивеном. Он так мило пригласил тебя.

— Я не хотела идти со Стивеном, — сказала Люси.

— Знаешь, Стивен принес бы тебе цветы. Он хотел бы позировать для хороших фотографий.

— Мне он не нравится. Зачем мне фотографии?

Она не стала говорить о главной проблеме со Стивеном, состоящей в том, что Марни явно им восхищалась.

— И он пошел бы с тобой танцевать. Стивен хорошо танцует. Дэниел не станет с тобой танцевать. Ему безразлично, придешь ты или нет.

— Ты его не знаешь.

— Все равно. У него было много шансов проявить свой интерес, но он этого не сделал.

Повесив трубку, Люси приближалась к зеркалу. Ей показалось, что не хватает цветов. Из горшков, стоящих на подоконнике, она сорвала три маленькие фиалки — две лиловые и одну розовую. Прикрепив их к заколке, Люси воткнула их на дюйм выше уха. Так лучше.

Без пятнадцати восемь к парадной двери подошла Марни. Спускаясь по лестнице, Люси разглядела выражение лица матери. Ее мать втайне мечтала увидеть некое подобие Стивена, красивого парня в смокинге с приколотым к нему букетиком цветов, а не просто в очередной раз Марни в ее рваных черных чулках. Когда-то у нее были две прелестные светловолосые дочери, и ни один горячий паренек в смокинге не успел пока этого заметить. Выглядеть так, как Люси, — уже немало.

Люси ощутила знакомую боль. Теперь она знала, зачем ей эти фотографии. С их помощью мать смогла бы потом вспоминать о более радостном итоге, чем было на самом деле. Люси стала успокаивать себя привычным перечислением вещей, умаляющих вину. Она не употребляет наркотики. Не прокалывает себе язык и не делает на шее татуировку паука. На ней платье цвета лаванды, ногти на ногах покрыты розовым лаком, и в волосах у нее фиалки. Она не может делать все как надо.

— О господи! — оглядев Люси, воскликнула Марни. — Обязательно было все это делать?

— Что — все?

— Неважно.

Люси чересчур старалась. В этом все дело. Она посмотрела на свое платье и золотистые туфли.

— Может, я увижу его в последний раз, — жалобно произнесла Люси. — Не знаю, что произойдет потом. Надо, чтобы он меня запомнил.