Борис Гайдук - Террин из зайца

Как, например, если вам вдруг говорят: «Я ухожу», – и больше ничего.

Ничего не понятно, и в то же время все предельно ясно.

Или когда вам в онкологическом центре ни с того, ни с сего ставят диагноз «язва желудка».

Ничего не понятно, и в то же время все предельно ясно.

Или отправляют в секретную операцию, отобрав не только документы, но даже личный медальон.

Ничего не понятно, и в то же время предельно ясно.

Они идут взрывать. Взрывать все.

Я с ними или нет?

– Что именно вы идете взрывать? – задаю я совершенно лишний вопрос.

Это привычка. Принимать решение к определенному сроку.

Если решение требуется немедленно – нужно быстро шевелить мозгами.

Если завтра или через месяц – просто принять вопрос к сведению. Чтобы спокойно успел созреть правильный ответ.

Но нужно, разумеется, сейчас.

Владимир Сергеевич понимающе кривит губы. Он знает, что я знаю. И что я знаю, что он знает, что я знаю, что он знает.

– Мы идем взрывать все! – четко отвечает он. – Все это! К чертовой матери! Вы с нами?

Владимир Сергеевич больше не похож ни на итальянца, ни на великовозрастного московского шалопая. Он похож… ну, на генерала Брусилова, если говорить не задумываясь. Или на плакат, один из всем известных плакатов, призывающих то записаться добровольцем, то ответить на призыв Родины-матери, то дать двойную плавку стали, то беречь хлеб, то сделать всей семье прививку от гриппа. Так вот – Владимир Сергеевич сейчас похож на плакат, который меня, домоседа, сибарита и конформиста, способен призвать к великому свершению.

Они оба смотрят на меня. Катины глаза, как… Нет, мне все равно этого не передать, как не нарисовать черно-белую радугу. Позже, может быть, я найду нужные слова для этих глаз, прекраснее и губительнее которых я не видел ничего на свете.

Возможно лишь два ответа: да или нет.

Все остальное стало несущественным.

Да или нет?

Но почему так? Почему главный выбор всей жизни приходится делать над тарелками с недоеденной пищей? При чем здесь террин и салат? Зачем я выкладывал эти несчастные сыры? Как глупо!

Я понимаю, что ответ требуется немедленно. Иду я с ними взрывать или не иду? Да или нет? Но куда? Как? Что?

Сколько раз я мечтал взорвать все это! К чертовой матери, в тартарары! В кровь и песок! Чтобы искры до неба и все сначала! Спалить всю эту мерзость, ложь и пошлость! И все сначала!

Но что-то меня останавливает.

Что?

Я боюсь? Нет. Уже много лет я готов умереть в любой день.

Я боюсь за своих близких? Пожалуй, да. Мне свойственно заботиться о близких. Без меня им будет плохо. А что станет с ними при взрывах, которые задумала эта парочка, вообще неизвестно.

Я боюсь за свою репутацию? На это мне решительно наплевать. Вне зависимости от того, придется что-нибудь взрывать или нет.

Я не умею? Я никогда ничего не взрывал? Не важно. Нужно только решиться, а научат очень быстро.

Мне жалко всего этого? А вот и да. Жалко эту несчастную итальянскую кухню и подвал, полный пыльного алкоголя и ненайденных скелетов. Судите сами: многие поколения людей собирали немыслимую коллекцию вин, и взорвать их куда проще, чем собрать и заложить на хранение. То, что сделать трудно, всегда важнее того, что сделать просто. Построить, например, труднее, чем сломать. Вырастить вишневый сад труднее, чем его вырубить.

Хорошо.

Чего еще мне жалко? Наверное, половины пройденной жизни. Далеко не все в ней мне хотелось бы взорвать. Даже если отставить в сторону те немногие вещи, которые я считаю для себя по-настоящему серьезными, есть огромное количество всякого милого барахла, вещественного, умственного и чувственного, которое взрывать тоже жалко, как жалко выбросить ненужную, но долго служившую и ставшую привычной вещь.

Но ведь и взорвать!

Взорвать!

Разом свести все счеты! Все нагоревшее и накопившееся! И все сначала!

Чаши весов почти уравновешиваются.

– Взорвать все! – неожиданно жестко говорит Катя. – Подчистую! Чтобы – ни камня на камне! И все сначала! Ты сам этого хотел!

– Нет, – тут же отвечаю я.

Почему нет? Кто сделал за меня выбор, о котором я, может быть, не раз пожалею?

Гости разочарованны. Они, кажется, не ожидали столь скорого и небрежного ответа.

Владимир Сергеевич со вздохом, похожим на хрип, откидывается на спинку стула. Катя опускает глаза.

– Нет? – тихо переспрашивает она.

Я еще не до конца уверен. Но теперь менять решение глупо.

– Нет, – так же тихо отвечаю я.