Валерик боялся, что малыш не вспомнит Леру и не примет Льва, но Даня чурался их только первое время, до болезни. Он привык к тонким Лериным ладоням, избавляющим его от жара, и к сильным рукам Льва, перекладывающим его на свежие, холодящие простыни. А когда болезнь отступила и Данин взгляд стал осмысленным и ясным, он стал сначала внимательно наблюдать, а потом вдруг толкнул ложку с лекарством, разлил микстуру по одеялу и приник к Лере всем телом, как умеют только кошки и маленькие дети. Он висел на ней несколько дней, как детёныш опоссума или маленькой обезьянки. Он просыпался ночью и проверял, тут ли она, и плакал, если ей случалось отойти. Лера тоже плакала почти всё время, а Лев был рядом: молчаливо и надёжно.
И мама сказала Валерику:
– Почему бы нам не съездить на дачу?
Они не хотели мешать.
Валерик уже забыл, как хорошо на даче. Лес встретил его непривычной свежестью и отточенной тишиной. Закружилась с непривычки голова, и ключ не захотел поворачиваться в замке с первого раза.
Валерик стоял во дворе, подняв к небу лицо, впитывая запахи и звуки, а мама деловито прошла в дом и сразу принялась что-то делать там: расставлять, проветривать, наводить порядок. Сразу вдруг показалось, что это их дом и их место. Мысль была удивительной, потому что Валерик не думал так даже когда был мальчишкой.
Он уселся на половинке бревна и провёл рукой по тёмному волокнистому дереву. Подумал об арцирии ... И вдруг увидел на краешке крохотный спутанный клубочек спорангиев. Он только готовился выпустить споры и казался даже сыроватым. И это была арцирия , но такая, какой Валерик не видел никогда в жизни. Она не была песчано-жёлтой, или даже медово-жёлтой. Она была ярко-оранжевой, с синей тенью, прячущейся в изгибах капеллиция: такими бывают с изнанки моховики и козлята. Валерик боялся даже вздохнуть. Он бросился в дом, к ноуту, не обратив внимания на маму, которая готовилась мыть кухонное окно.
В ноуте был определитель, где значилось тысячи две миксомицетов. Валерик приплясывал перед ним в нетерпении, ожидая, когда Виста откроет свой зеленоватый занавес. Он защитил диссертацию, всего-навсего описывая виды, встречавшиеся в области. Миксомицеты ему попадались давно известные. Он фиксировал, что они живут и здесь, и на этом работа его заканчивалась.
Поле деятельности было широкое, и польза для науки – ощутимая, но удовлетворения от работы не прибавлялось. Ему нечего было бы делать, если бы кто-то другой прошёлся по местным лесам и зафиксировал, что и здесь тоже водятся самые обычные фулиго сепсис и коматриха негра . Но такого – такого микса Валерик ещё не встречал. И он ждал, пока загрузится определитель. Ждал и боялся, что снова нашёл что-то обычное, что постоянно встречается где-нибудь в Азии. А если не в Азии, то в Европе, но чуть севернее или, наоборот, южнее. Хотелось открыть и описать новый вид, но надежды на это почти не было.
В Российском определителе оранжевой арцирии не оказалось. Замирая от волнения, Валерик воткнул в ноут новенький модем и запустил эксплорер. Слушая, как скворчит на сковородке картошка, он искал по всем известным ему определителям и ничего подобного не находил. В желудке поселился мятный холодок. Картошки не хотелось – хотелось открыть что-то небывалое и новое. Переключиться с нудной, хоть и необходимой работы на что-то блестящее и прорывное.
Кузнечики в траве стрекотали совсем по-вечернему, когда он оторвался от монитора. Ни в одном определителе не было оранжево-синей арцирии .
– Мама, – сказал Валерик, – поздравь меня. Кажется, я открыл новый вид миксомицетов.
– Значит, ты будешь доктором наук? – спросила она, заискивающе улыбаясь.
Они вернулись домой спустя два дня. В прихожей стояли собранные чемоданы: Левченки собирались уезжать. Лев подсуетился, нашёл знакомых в ЗАГСе, и их срочно расписали, хотя Валерик предполагал, что их расписали бы и так, по закону, безо всякой суеты, потому что был общий ребёнок и ни одна из сторон этого не отрицала. Теперь они собирались в Москву, оформлять документы там, а потом дальше, за границу, к Лёвкиным исследованиям, в его квартиру, в его стабильную жизнь. Данька казался счастливым и всё жался к маме, хотя уже меньше..
– Вы приезжайте, – попросил Валерик, и они пообещали приезжать, хотя, наверное, из вежливости соврали.
Ему было грустно и легко одновременно, и оба этих чувства были стократно сильнее, чем тогда, когда он отдавал Сашу Ляле и Лёле.
Читать дальше