Александр Покровский - Бортовой журнал

Не наш президент вспомнил Пушкина.

Так что три один в нашу пользу.

Генерал Кожемякин: «Пассионарии – это, конечно, хорошо! Но кто же служить будет?» Служить будут апассионарии.

Мне снится сон: я на нашем балконе в Баку. Мы сделали этот балкон сами: наняли людей, и те вбили в стену рельсы, а потом все это обросло стенами, крышей, окнами. Мне эта конструкция всегда казалось ненадежной, и вот во сне я на этом балконе, в Баку. Дует сильный ветер, вихрь, просто ураган, он срывает крышу, вырывает рамы, а стекла, оказывается, сделаны из плексигласа, и они просто вылетают, а я держу одной рукой еще не вылетевшие, а другой ищу подходящий болт, чтобы вставить, закрепить, тянусь изо всех сил. Но все это вырывается, летит. И тут снизу поднимается мой сын с сестрой жены, Парой, и они (вихрь почему-то стих) поднимаются и входят в дом через балкон. Я спрашиваю, как они поднялись, а они показывают мне на пожарную лестницу, которая снизу упирается в наш балкон.

И в этот момент раздается жуткий хохот моей жены. Я просыпаюсь, оборачиваюсь, смотрю на нее. Она все еще спит и во сне храпит.

Теперь понятно, откуда были ветер и буря.

Конечно, современные лодки – это не чета лодкам Второй мировой.

Маленькие они, эти прошлые лодки.

А современные, особенно ракетные и атомные, – это нечто. «Акула» – 49 тысяч тонн водоизмещения. Гора железная идет под водой. Капитан Немо на них заблудился бы.

Страшно ли на них? Конечно страшно. Особенно когда чуть-чуть только начал изучать устройство.

На лодке надо знать ее устройство, и все попавшие ей внутрь сейчас же начинают ее же изучать. Так положено, заведено, без этого никак. Без этого ты на лодке ни к чему, ты не нужен, ты – балласт.

А когда не знаешь ни черта, тогда и не страшно.

Вот у меня был матрос Мукамбетов Алмазбек Акматалиевич. Хороший, добрый парень. Только спустился он с гор Киргизии и сейчас же попал на лодки в качестве «специалиста дозиметриста». После учебного отряда подводного плавания Алмаз по-русски знал только два слова: «шестнадцатый склад».

То есть поначалу Алмаз совсем не боялся подводных лодок. Отпущенный внутри лодки погулять, Алмаз ходил, как во Дворце Великих Моголов, все смотрел по сторонам. Огромное человеческое уважение светилось у него во взоре.

К третьему году он вполне сносно говорил на русском и даже был допущен к несению вахты.

Лодки, лодки…

Железо, кабельные трассы, гидравлика подъемных устройств, клапана – большие, маленькие, средненькие, огромные, огромнейшие; трубопроводы – тонкие, толстые, толстенные; электрические машины, трансформаторы, электрощиты, турбины, два вала, два атомных реактора и прочее, прочее. Казалось, что все это скручено, перекручено, переплетено и уложено вдоль бортов – с носа в корму, с кормы в нос.

А при быстром погружении на предельную глубину корпус лодки скрипит так, что кажется, еще немного – и он лопнет. А двери боевых постов обжимает – не открыть дверь.

А стоя на вахте, вахтенный отсека все ходит и ходит по нему по особому маршруту, заглядывая в выгородки и всякие закоулки – вдруг что не так, вдруг течь – вода, гидравлика.

Сидишь на посту, и на голову тебе ни с того ни с сего капает капля. Вскочил, провел рукой по голове – понюхал пальцы. Что это, что? Да ничего это. Это капает конденсат. Теплый воздух отсека попадает за обшивку, и влага из него оседает на корпусе лодки.

Как она оттуда капнула тебе на голову – один Аллах ведает.

А свист турбин? А шум вентиляторов, тихий рокот трансформаторов? Они здесь повсюду.

Тишина в отсеке настораживает. Ее боятся. Спишь, и вдруг тишина – немедленно проснешься.

А в реакторном отсеке прохладно и воздух свежий, вкусный. Это ионизирующее излучение постаралось – сообщило воздуху его вкус.

Запах дыма – немедленно: «Аварийная тревога! Пожар в отсеке!»

И отсек задраивается – из него никто не выйдет без команды. И люди в нем расхватывают средства индивидуальной защиты органов дыхания – эти убогие изолирующие противогазы – бегают по отсеку, разматывая шланги станций пожаротушения.

Вода! «Центральный! В трюм поступает вода!» – «Разобраться и доложить!» – разберутся и доложат. Первое, что делает вахтенный, обнаруживший течь, так это опускает руку в воду трюма и сейчас же помещает пальцы себе в рот – соленая вода или нет. Ему надо проверить это. Он даже не думает в тот момент о том, что вода может быть грязной. Да что там может быть или не может быть, она же из трюма – конечно, не горный источник.