Александр Покровский - Бортовой журнал

Потом он сказал ему, что они проворонили даже меня.

– Вы проворонили даже Покровского! Возмущению его не было предела, З. краснел, и жена Коли, Марьяна, еле его от него оторвала.

Я сказал Коле, что ему надо было выпить еще три бокала вина, потом снова найти З. и, треснув его ладошкой по унылой лысине, сказать:

– Я с вами еще не закончил!

– Да ты что! – смеялся Коля. – Он бы от этого превратился в рыбу и выпал бы под ноги гарсонов! Да нет! Они же все проворонили! Все уже давно ушло!

Я сказал, что литература ушла от них, как Аму-Дарья. А они до сих пор ходят по бывшему дну с неводом и удивляются, почему вместо рыбы им в сети попадаются одни только тарантулы.

Умер мичман Макаров Владимир Николаевич. 2 ноября он должен был ложиться на операцию, накануне все собирался, говорил жене: «Не забудь то, положи это!» – а после 18.00 ему стало плохо. Два раза приезжала «скорая помощь». Делали уколы. Почти откачали, но потом – все. Третья «скорая» констатировала смерть.

Человек с марта боролся. Восемь месяцев. Силы кончились. Жил одной надеждой на операцию. И вот – собрали деньги, договорились о гонораре для врача, о гонораре для ассистента, надо ехать на операцию в Мурманск, в больнице ждут – не дожил.

Глава администрации городка Западная Лица помогал лекарствами, деньгами. Там его очень хвалят, говорят, что настоящий человек.

В базе собрали 45 000 рублей среди офицеров, мичманов и матросов – куда это все теперь?

Я говорил вчера с его женой, Варварой Моисеевной. Что сказать, плачет. Говорит: «Зачем мне теперь эти деньги? Раздам все назад!»

Я ей сказал, чтоб не раздавала. Еще же хоронить надо. И потом, люди отдали что могли. Не в деньгах дело.

Кстати, пришел ответ из Министерства здравоохранения. Не прошло и восьми месяцев, как в недрах этой структуры созрело решение о том, что мичман Макаров имеет все-таки право на бесплатную операцию. Пригласили: «Приезжайте!» – но к этому времени он уже ослабел так, что смог бы добраться только до Мурманска.

Теперь выясняется, что и до Мурманска не смог.

По моей просьбе мой бывший подчиненный в училище (я был у них младшим командиром на первом и втором курсе), а теперь он снабжает весь Мурманский рыболовецкий флот, Ерохин Григорий Алексеевич, или просто Гриша, просто очень хороший человек, занялся делами Макарова, звонил, напоминал, требовал, убеждал. Надоел всем – врачам, главам администрации, клубам подводников и чиновникам, вплоть до министра обороны. Горы переписки, звонки в Москву… все, теперь не надо… можно выдохнуть.

Мичману Макарову пытались помочь тысячи людей. Все это так.

Может быть, от этих усилий когда-нибудь, не сразу, не вдруг, и наше государство повернется наконец к своим людям.

Меня тут спросили: что я думаю о национальности и национальной идее.

И вот я подумал о том и о другом.

Должен заметить, что там, где есть настоящее дело, там нет национальности.

Это я понял тогда, когда еще на подводной лодке служил.

Там было все равно, кто ты – удмурт, калмык, татарин или узбек, еврей или русский.

Никого не волновала форма ушей или вероисповедание.

Волновало только то, как вот он – этот твой сосед по отсеку – знает свое дело, и чтоб он в трудную минуту не сдрейфил, не запаниковал, не бросился бить тебя в лоб и сдирать с тебя противогаз.

Волновало только то, можно ли на него положиться и спокойно заснуть, пока он на вахте.

Ибо будь ты хоть сыном Владимира Мономаха, но если ты глуп как пробка или робок, как овечий хвост, то тебе на это укажут или, не указывая ни на что, просто однажды избавятся от тебя, списав тебя на берег.

Нет! Там, где есть настоящее дело, там нет всей этой этнической чуши.

Она появляется тогда, когда надо умыкнуть что-либо, свистнуть, стибрить, отнять, отобрать, присвоить, а самому потом скрыться, замести следы, спрятаться, уйти в тину.

Вот тогда и кивают на не своего.

Одновременно с этим появляется острая необходимость в национальной идее, потому как очень хочется, чтоб общество, пропустив вора, сомкнуло свои ряды так, чтоб канул он в нем, наподобие камня, упавшего в болото.

Когда меня раньше просили подписать мои книги, я подписывал: «Такому-то от автора». Потом от «автора с чем-нибудь (например, «с приветом»). Потом – «От хорошего автора». Потом я придумал для себя всякое такое, как, к примеру, «великолепный автор». А еще: «замечательный», «чудный», «невероятный», «дивный», «лучший», «прекрасный» и «жутко красивый». Коля увидел как-то и сказал: «А по алфавиту можешь?» – «Могу». – «Ну придумай на букву «а». – «Пожалуйста: абсолютно замечательный».