Юрий Поляков - Гипсовый трубач - дубль два

«Кентавр желаний»

«Похититель поцелуев»

«Полынья счастья»

«Женщина как способ»

«Отдаться и умереть» в двух частях

«Бес наготы»

«Кандалы страсти»

«Преданные объятья»

«Знойное прощание»

«Плотью плоть поправ»

Из семнадцати книжек, написанных им для серии «Лабиринты страсти», в ассортименте отсутствовали: «Русалки в бикини», «Жадная нежность», «Роковая взаимность», «Сумерки экстаза» и еще один роман, название которого Андрей Львович, хоть убей, никак не мог вспомнить. Убеждая себя, что книжки успешно распроданы, а не сданы в уценку, он двинулся к выходу, но неожиданно снова задержался у столика с обложками, рекомендованными к чтению. Нестарая еще женщина с унылым лицом замужней брошенки листала «Заблудившихся в алькове», мучительно раздумывая, купить или нет. Автор затаил дыхание и стал следить за ней, делая вид, будто разглядывает новый роман Павлины Душковой «Тайна кантона Гларус».

«Город Женева расположен на берегу одноименного озера», – прочитал он первую фразу, заскрипел зубами, вскипел профессиональной яростью и подумал, что за такое начало писателя надо расстреливать на месте.

Покупательница крутила «Заблудившихся» так и эдак, листала, ставила на полку, брала снова, разглядывала цену и даже взвешивала на ладони, точно упаковку фарша. Наконец она тяжко вздохнула, словно совершая осознанную ошибку, и понесла книгу к кассе. У писателя, охваченного озорным жизнелюбием, вдруг мелькнула занятная мысль – догнать ее и сознаться в том, что Аннабель Ли – это он, Андрей Львович.

– А как ваша фамилия? – спросит озадаченная брошенка.

– Невус! – ответит Кокотов и рассмеется.

Но, конечно, ничего такого он не сделал: как обычно, не хватило смелости и озорства. Размышляя, почему ему всегда и во всем не достает храбрости, писатель поехал домой. Поднимаясь в лифте, автор «Знойного прощания» уже готовил сердце к трем возможным неприятностям. Первая: его обокрали. Вторая: в кране сорвало прокладку, и вода протекла на нижних соседей, людей столь буйно чувствительных к чужой жизнедеятельности, что жить им надо бы в шалаше посреди пустыни Гоби. Третья: произошла утечка газа, которую необходимо с помощью обоняния обнаружить до прикосновения к выключателю. Иначе… писатель, содрогаясь, представил себя живым визжащим факелом, выбрасывающимся из окна.

Однако все оказалось в порядке: воры в помещение не проникали, газом не пахло, протечки не случилось, правда, из крана слегка подкапывало – и три рыжих таракана, придя в раковину на водопой, пали от чудодейственного китайского порошка, предусмотрительно рассыпанного Андреем Львовичем перед отъездом. На столе стояла банка с «Мудрой обезьяной», а рядом лежало зарядное устройство – провод был аккуратно вмотан между двумя штырьками штепселя. Все правильно: он увлекся борьбой с домашними насекомыми и забыл про остальное. Изнемогшая «Моторола» была тут же включена в сеть.

А все-таки странно! Он отсутствовал дома несколько дней, а квартира показалась ему получужой, даже выражение маминого лица на фотографии вроде бы чуть-чуть изменилось, словно она осведомлена и осуждает влечение сына к Наталье Павловне.

Разыскивая на антресолях спортивную сумку, купленную для походов в тренажерный зал вместе с бесконечно самосовершенствовавшейся Вероникой, Кокотов вдруг подумал, что, наверное, можно сочинить рассказ о том, как умершая женщина, глядя со снимка на оставленного в живых мужа, участвует в его одинокой судьбе. Когда все в порядке, ему кажется: покойница чуть улыбается с фотографии. Если же у него неприятности, она будто бы хмурится. Всякий раз безутешный вдовец бросается к портрету, вынимает из рамки, тщательно осматривает, но не обнаруживает никаких подлинных изменений. Однажды он знакомится с новой женщиной, они начинают встречаться. Но после свиданий ему кажется, будто жена со снимка смотрит на него с ревнивым отчаяньем. Мужчина пытается списать все это на свою мнительность, бежит к врачу, но тот склонен видеть причину галлюцинаций во вдовствующем воздержании пациента. И вот новая подруга после долгих ухаживаний впервые остается у него на ночь. Охваченный лихорадкой телесной любознательности, он забывает обо всем, а главное – о том, что по правилам ритуальной деликатности портрет былой супруги в подобных случаях надо прятать, в крайнем случае – оборачивать лицом к стенке. Достигнув желательного и ощутив, как всегда бывает после, разочаровательный восторг, счастливец, отдышавшись, спохватывается и, босо шлепая по паркету, спешит убрать фотографию. Он ожидает, конечно, найти на лице усопшей следы презрения и брезгливости, но, приблизившись, обнаруживает невероятное: лица нет. Нет! Покойница отвернулась, и виден лишь ее затылок с тем неизъяснимым, ренуаровским завитком волос на стройной шее, который сводил его с ума в первые годы брака. Потрясенный, он хватается за сердце и умирает…